Шулер

Перевод: Rosland

Русификация обложки: Rosland

От автора бестселлеров по версии USA TODAY и WALL STREET JOURNAL - увлекательная история сверхъестественной войны в суровой альтернативной версии Земли. Содержит сильные романтические элементы. Апокалипсис. Сверхъестественная

Посвящается Майе, Саманте, Наоми, Кили, Элли и всем остальным светам, которые пришли, чтобы построить для нас лучший мир.

Значение событий — это наивысший смысл, это не в событиях, и не в душе, но это Бог стоящий между событиями и душой, посредник жизни, пути, моста и перехода через него.

Карл Юнг, «Красная Книга» (Liber Novus)

Я знаю, кто я.

Каким-то образом, в глубине души, я всегда знала.

Я не знаю, как именно объяснить это утверждение. Это не ощущение знания в плане «Я - Элисон Мэй Тейлор». Это скорее присутствие, которое я ношу в себе, это цельное ощущение «само-идентичности», кажущееся как будто неприкасаемым. В детстве меня шокировало осознание, что многие люди этого не имели.

Для многих людей это каменно-твёрдое, «вот-она-я» ощущение было куда более ускользающим. Многие искали его всю свою жизнь.

Забавно, но в моем случае то, кто я такая, оказалось вовсе не таким важным.

То, чем я являлась, имело куда большее значение.

В этом отношении я знала намного меньше, чем считала. Может, у меня и было это ощущение сущности, но я упускала чертовски много довольно важных деталей.

– Он верну-у-у-улся, - моя лучшая подруга Касс широко улыбнулась мне, прислонившись к буфетной стойке в стиле пятидесятых и повернувшись задницей к обеденной зоне, в которой мы обе работали. Учитывая то, что наши униформы состояли из коротких черных юбок и облегающих белых блузок с глубоким декольте, она предоставляла как минимум нескольким нашим покупателям полный обзор.

Кажется, не замечая этого факта и мужчин, сидевших за стойкой слева от неё и справа от меня, которые притворялись, будто не таращатся на её выставленную напоказ задницу, Касс широко улыбнулась мне. Её полные губы выглядели ещё драматичнее обычного из-за кроваво-красной помады.

– Ты видела, Элли?

Я поджала губы, закатывая глаза.

– Какой сейчас фонд ставок?
– спросила она.
– Семьдесят баксов? Восемьдесят?

– Восемьдесят пять, - я использовала металлический стопор, чтобы вдавить тщательно перемолотые зерна эспрессо в металлический фильтр, который я держала в другой руке, и умудрилась в процессе просыпать немного на линолеумный прилавок.
– Сасквоч вчера подкинул двадцатку, - вспомнив это, я издала фыркающий смешок.
– Он подошёл прямо к столику этого парня. Спросил его имя, прямо в лицо.

Подведённые чёрной подводкой глаза Касс выпучились.

– Что произошло?

Я улыбнулась, качая головой и не поднимая взгляда.

– То же, что случается всегда.

Касс рассмеялась, приподняв ножки в туфлях на высоких каблуках, которые сегодня были на красной виниловой платформе, скорее в духе семидесятых, чем пятидесятых - не то чтобы это имело значение. И вновь я заметила мужчин, потягивавших неподалёку кофе и исподтишка косившихся на её ноги.

Касс в последнее время переживала период увлечения красным. На кончиках её длинных, прямых, иссиня-черных азиатских волос поднималось темно-красное пламя, цвет которого вторил её губной помаде, теням для век, лаку для ногтей и двенадцатисантиметровым каблукам.

Два месяца назад все это было цвета морской волны.

Она могла позволить себе любой стиль, какой ей хотелось. Её этническая принадлежность, странная смесь тайки с лёгкой примесью европейки и эфиопки, каким-то образом перемешивалась в ней так, что делала её одной из самых физически привлекательных женщин, что я когда-либо видела.

Иногда я немного ненавидела её за это.

В другие времена я жалела её за это. По правде говоря, я не видела, чтобы ей это очень помогало в жизни, а мы с Касс знали друг друга с детства.

Подняв взгляд от сражения с доисторической эспрессо-машиной нашей закусочной (машиной, которая, по моему убеждению, имела против меня зуб) я сдула свою куда менее драматичную темно-каштановую чёлку с лица, невольно взглянув на мужчину за угловым столиком.

Я видела, как он вошёл.

По правде говоря, я почувствовала, как он вошёл.

Это чертовски нервировало - эффект, который он на меня производил, входя в то же помещение, в котором находилась я.

И это вопреки тому, что он никогда ни черта мне не говорил, за исключением какого-нибудь одного заказа из дерьмовенького меню закусочной. Он платил наличкой. Он никогда не приходил с кем-то вместе. Он откровенно игнорировал любые попытки светских разговоров, даже вежливые вопросы. Он редко устанавливал визуальный контакт, хотя я всегда чувствовала на себе его взгляд. Однако когда я поворачивалась, он обычно смотрел в окно или на свои руки на столе.

Мистер Монохром не был болтуном.

Он не был компанейским в любом смысле слова. Он возвёл игнорирование других разумных существ на уровень искусства. Крайности, до которых он доходил в избегании разговоров, не просто граничили с грубостью; они и были грубыми. Мистеру Монохрому было все равно.

Мистера Монохрома не интересовало наше мнение о нем.

Мистер Монохром даже не сообщил нам своё имя.

По последнему поводу и возникли ставки, которые упоминала Касс.

Учитывая, что в наши дни большинство людей оплачивали счета через гарнитуру, тот факт, что он платил наличкой, делал его безнадёжно недоступным для нашего любопытства. Он был пустым листом. Мой разум заполнял этот лист различными историями, конечно, так делали и мои коллеги - коп под прикрытием, беглец от международного правосудия, шпион, частный детектив, занимающийся исследованиями писатель, террорист из подпольной организации видящих. Серийный убийца.

Я знала, что реальность, скорее всего, была куда менее интересной.