Шум и Шумок
Шрифт:
Часы пробили три, половину четвёртого, четыре… День уже клонился к вечеру, а Катя всё не возвращалась.
Мама сидела за швейной машинкой и, время от времени поднимая голову, смотрела то на часы, то на окно. Миша устал стоять на коленках. Он слез с подоконника и подошёл к маме.
— Можно я покручу ручку? — спросил он.
— Можно.
И Миша принялся помогать маме шить.
За окном уже было темно. Горел, покачиваясь, фонарь. На синеве оконного стекла
«Где ж это она? Что там с ними случилось?» — думала Ирина Павловна. Миша, стоя рядом, всё ещё крутил ручку швейной манишки.
Катушка наверху быстро вертелась, а иголка внизу старательно делала своё дело: прыгала и стучала, оставляя за собой на белой ткани прямую, ровную строчку.
— Ничего, мамочка, не волнуйся, — говорила Таня, перехватывая её тревожный взгляд.
Но сама она нет-нет да и поднимала голову от толстой книги, лежавшей у неё на коленях, поглядывала на часы и сердито пожимала плечами: «Ничего не понимаю!»
Устроившись в уголке дивана, Таня старалась вдуматься в то, о чём говорилось в книге. Но это было трудно. Строчки мелькали перед глазами, путаясь с мыслями о Кате.
«Неужели они так долго идут из театра? — думала Таня. — Нет, вряд ли! Что же могло случиться?»
Таня опять взглянула на мать. Мама, видимо, была уже не в силах продолжать работу. Она встала и пошла к окну, хотя за окном ничего нельзя было разглядеть.
— Ну что ты, мамочка? — ворчливо сказала Таня. — Я же тебе говорю, что ничего, ну ровно ничего с ними не случилось. Ты совершенно напрасно волнуешься.
Мама с сомнением покачала головой.
«А вдруг и в самом деле не напрасно?» — тревожно подумала Таня.
Постояв у окна, Ирина Павловна вернулась к своему столу и опять взялась за работу.
Несколько минут в комнате было совсем тихо. Только слышней был равномерный стук швейной машинки.
— Всё-таки это очень странно, — сказала Ирина Павловна. — Просто не знаю, что и думать…
Дверь тихонько приоткрылась. Мягко ступая своими тёплыми войлочными туфлями, в комнату вошла бабушка.
— Взгляни, Танюша, — сказала она, — который час. Не вижу без очков… пятый или шестой?
— Седьмой, — упавшим голосом ответила за Таню мать.
Бабушка так и села на стул:
— Седьмой?! Да что же это такое?..
Бабушка помолчала и опять спросила, шёпотом:
— Обедать будем сейчас или подождём ещё немножко? Третий раз всё разогреваю. Суп выкипел, второе перестоялось.
— Ну, давайте уж обедать, — сказала Ирина Павловна. — До
— А папу разве не будем ждать? — спросил Миша.
— Папа же сегодня в командировку уехал, сынок. В Ленинград.
Все уселись за стол. В комнатах давно горел свет и казалось, что это уже не обед, а ужин.
— Почему это так? — говорил Миша. — Обещали по радио тридцать градусов, а дали только двадцать?
— Сколько было, столько и дали, — усмехнулась Таня. — Больше, наверно, не хватило.
Ирина Павловна ничего не сказала. Она прислушивалась к звукам шагов на лестнице за стеной.
— Ох, неспроста ребёнка так долго нет, — проговорила она словно про себя.
Миша с тревогой посмотрел на маму. Он знал, что когда мама или папа говорят про него или про Катю «ребёнок», то, значит, дело серьёзное.
— А почему Катя ещё не пришла? — спросил Миша.
Но мама была занята своими мыслями.
— Вот что, я пойду в театр, — сказала она, решительно вставая с места.
— В театре давно всё кончилось, — остановила её Таня.
— Ну тогда — в школу…
— Мамочка, да ты ведь простужена! — напомнила ей Таня. — И ты пойми: ребята могли разойтись по домам, даже не заходя в школу. Лучше позвонить по телефону.
— У Анны Сергеевны нет телефона, — сказала Ирина Павловна.
— Ну, тогда кому-нибудь из родителей.
— Хорошо. Позвони.
Таня стала перелистывать длинный зелёный блокнот, где были записаны по алфавиту номера телефонов всех родственников и знакомых.
Среди записей, сделанных папой, мамой и Таней, были написаны Катиной рукой телефоны некоторых её одноклассников. Таня сразу увидела фамилию, выведенную такими большими буквами, что она заняла целых две строчки: «Кузьминская Стелла». В скобках было написано крошечными, чуть заметными буквами «воображала», а рядом приписано — «бывшая».
Таня набрала номер.
— Это квартира Кузьминских? — спросила она. — Можно попросить к телефону маму… — И Таня чуть было не брякнула «бывшей воображалы», но тут же спохватилась: — маму Стеллы?
Ирина Павловна внимательно следила за выражением Таниного лица.
— Это вы? — спросила Таня. — Здравствуйте! — И она вежливо поклонилась, словно в трубке её видели. — С вами говорит сестра вашей дочери… то есть что я? Сестра вашей подруги… Ой, нет, простите! Сестра подруги вашей дочери. Вашей бывшей… Ой, нет, нет! Я совсем запуталась! Вашей Стеллы! Я, знаете, немножко волнуюсь! Мы все очень волнуемся. Скажите, пожалуйста, ваша девочка уже вернулась из театра? Да? Ах, вот как!..