Шумеры. Первая цивилизация на Земле
Шрифт:
Прозаический, с фантастическим налетом историографический документ, который может обнаружить свою чрезвычайную важность для ранней истории и хронологии Шумера, – это так называемая Туммальская надпись, уникальная компиляция, касающаяся, во-первых, реставрации Туммаля, святилища богини Нинлиль в Ниппуре, и во-вторых – строительства разных частей храма Энлиля в том же городе. Частично этот текст был известен уже полвека назад, но его недостающие начальные строки появились совсем недавно, и именно они обнаружили его удивительную и неожиданную историческую ценность.
Существуют еще две высокопоэтические композиции, которые можно назвать историографическими, хотя бы в некоторой степени. Обе сосредоточены на самых больших катастрофах шумерской истории: уничижительное и
Девять шумерских эпических сказаний, объемом от чуть более сотни строк до свыше шестисот, сегодня известны либо полностью, либо частично, и пять из них представляют немалую ценность, особенно для самых ранних периодов истории Шумера, от которых практически не осталось современных письменных документов. Четыре из пяти сказаний связаны с героическими фигурами Энмеркара и Лугальбанды, и их содержание примечательно тем, что проливает свет на близкие взаимоотношения между Шумером и Араттой, неизвестным городом в Северном Иране, который до сих пор географически не идентифицирован. Пятое из историографических шумерских сказаний, «Гильгамеш и Агга (из) Киша», представляет особую ценность для истории политических образований. Оно не только помогает проникнуть в покрытый мраком период шумерской истории, когда ранние шумерские города-государства враждовали между собой, но также хранит упоминание о первой политической ассамблее, «двухпалатном конгрессе», состоявшемся двадцать четыре века тому назад на животрепещущую тему о войне и мире.
Один довольно неутешительный литературный жанр, с точки зрения политической истории, это «ламентация», вид поэтического произведения, в котором оплакивались скорбный вид Шумера и его городов во времена бедствий и поражений. Самый ранний прототип ламентации, который дает нам кое-какую важную историческую информацию, был найден на глиняной табличке в Лагаше. В нем довольно подробно описано страшное разрушение Лагаша от рук его постоянного врага Уммы. Но более поздние и гораздо более длинные сочинения, такие, как «Плач об Уре» или «Плач о Ниппуре», ограничиваются преимущественно терзающими душу описаниями разрушения городов Шумера и страданий их жителей, и мало внимания уделяют историческим событиям, приведшим к столь плачевным событиям.
Наконец, каплю исторической информации можно извлечь даже из таких литературных жанров, как мифы, гимны и литература «мудрости». Ни один из них не является исторически ориентированным, но там и сям в них встречается, неумышленно и случайно, какая-то историческая информация, более нигде не обнаруженная. Так, например, из царских гимнов мы узнаем о том, что злейший враг Шумера – кутии – все еще доставляли хлопоты и являлись угрозой во времена Третьей династии Ура, несмотря на прославленную победу Утухегаля. Или же из мифа становится известно об отношениях Шумера с остальным миром; или же в пословице может быть по какой-то причине упомянуто имя правителя.
Но вотивные надписи и формулы данных, царские письма и списки правителей и династий, эпические песни о победах и горькие ламентации о поражениях – все это едва ли можно считать историей в привычном для нас понимании. Более того, за примерно два первых тысячелетия существования Шумера не осталось практически ни одного письменного документа, и вотивные надписи более поздних периодов найдены всего в нескольких местах, а потому мы имеем однобокий взгляд на картину событий, о которых они повествуют. Что до поэтических произведений, то они содержат лишь зародыш исторической правды, и современный ученый часто оказывается в растерянности, пытаясь отделить зерно от плевел, реальное от вымышленного и таким образом вычленить исторически ценный остаток.
Все, что могут сделать современные шумерологи, – это анализировать и интерпретировать частичные, затушеванные, зыбкие данные и пытаться восстановить хотя бы несколько существенных политических событий и ход исторического развития по собственному разумению, пониманию, видению и представлению. Это, в свою очередь, ведет к большему субъективизму и неоднозначности, чем это желательно, а иной раз и позволительно. При таких обстоятельствах наблюдается существенное расхождение взглядов даже среди специалистов в этой области. Очерк о шумерской истории, предложенный в данной книге, ничуть не меньше страдает от частных предрассудков, заблуждений и недостатков автора; но это лучшее, что он смог сделать, исходя из данных, полученных на 1963 г. И если этих ошибок, как преувеличений, так и упущений, слишком много, пусть будущие поколения и шумерские боги учтут смягчающие обстоятельства и судят автора милосердно и с состраданием. Излагая ту малость, что он знает, или думает, что знает, о шумерской истории, он всего лишь следует древней шумерской пословице: «Тот, кто знает, зачем ему это скрывать?»
Шумер, или лучше страна, известная как Шумер, на протяжении 3-го тысячелетия до н. э. была впервые заселена между 4500-м и 4000 гг. до н. э., по крайней мере, таков был консенсус археологов Ближнего Востока до недавнего времени. Эта дата была получена путем отсчета от 2500 г. до н. э., приблизительной и вполне обоснованной даты, рассчитанной на основании письменных документов. К ней прибавили от 1500 до 2000 лет, т. е. временной отрезок, достаточный для стратиграфического накопления всех ранних культурных наработок, начиная с девственных почв, т. е. с самого начала обитания человека в Шумере. Считается, что в то время Шумер был огромной болотистой равниной, на которой тут и там встречались низкие островки наносных образований от постепенных отложений ила, наносимого реками Тигр, Евфрат и Карун. До того большая часть Шумера предположительно была покрыта водами Персидского залива, простиравшегося гораздо дальше, чем сегодня, и это делало обитание человека невозможным.
Все это было согласованной теорией в археологических кругах до 1952 г., когда два геолога, Лиз и Фэлкон, опубликовали статью, повлекшую революционные изменения в датировках первых шумерских поселений. В этом исследовании, озаглавленном «Географическая история Месопотамских равнин», они приводили геологические данные того, что Шумер был сушей уже задолго до 4500–4000 гг. до н. э., и поэтому люди вполне могли заселять эти земли намного раньше, чем было принято считать. Велись споры о том, почему не удалось обнаружить реальных следов таких древнейших поселений в Шумере: возможно, часть суши уходила под воду одновременно с выходом на поверхность морского дна. Поэтому самый низкий уровень культурных отложений в Шумере может сейчас быть скрыт под водой, не доступный археологам, введенным в заблуждение более высоким ее уровнем и уверенным поэтому, что они докопались до девственных почв. Если это подтвердится, следовательно, самые древние культурные слои до сих пор погребены и нетронуты, и не исключено, что дата первых шумерских поселений сдвинется на тысячу или около того лет.
Как бы там ни было, вполне доказано, что первые поселенцы в Шумере были не шумеры. Убедительное доказательство кроется не в археологии и не в антропологии, которые предлагают весьма неоднозначные и неокончательные результаты по этому вопросу, а в лингвистике. Название двух жизненно важных рек, Тигр и Евфрат, или идиглат и буранун, как они читаются в клинописи, не шумерские слова. И названия самых значительных городских центров – Эриду (Эреду), Ур, Ларса, Исин, Адаб, Куллаб, Лагаш, Ниппур, Киш – также не имеют удовлетворительной шумерской этимологии. И реки, и города, вернее, деревни, которые позже выросли в города, получили названия от людей, которые не говорили на шумерском языке. Точно так же названия Миссисипи, Коннектикут, Массачусетс и Дакота указывают, что первые поселенцы Соединенных Штатов не говорили по-английски.