Шура. Париж 1924 – 1926

Безмен Нермин

Люсия тем временем продолжала рассказывать об Алисе ДеЛамар. Шура, мило улыбаясь, делала вид, что слушает ее, но на самом деле думала о своем детстве. Она всегда чувствовала, как сильно ее, младшую из детей, любили родители, но больше всего ее сейчас заботила судьба Нины. Она, милая и нежная, как шелк, словно принадлежала другому миру. Нина была на девять лет старше Шуры и на десять лет старше Тины, но Шура помнила, как близкие всю жизнь окружали Нину невидимым щитом заботы и сострадания, ведь она навсегда сохранила детскую наивность. Екатерина

Николаевна ни на минуту не могла оставить дочь. В те трудные дни в Кисловодске все члены семьи будто заключили между собой негласный пакт и старались при Нине обсуждать происходящие события более сдержанно и мягко. Несмотря на то что Тине и Шуре ничего не рассказывали об особенностях Нины, сестры чувствовали, что от хаоса, в который погрузилась страна, Нина пострадает сильнее всех и замкнется в себе еще более, чем прежде. Когда Шуре было пять или шесть лет, она спросила у матери, почему Нина с трудом разговаривает, и навсегда запомнила ответ:

– Потому что так захотел Бог.

– А если я тоже захочу так говорить? – спросила Шурочка.

– Ни в коем случае, Шурочка, – ответила мать. – Нина подумает, что ты ее передразниваешь, и обидится.

– Но почему? Она очень красиво разговаривает. Не торопится. Почему мне так нельзя?

– Моя милая, – сказала Екатерина Николаевна, заботливо обхватив ее лицо ладонями, – Бог каждого из нас награждает особенным телом, навыками и талантами. Например, вы с Тиночкой хорошо играете на пианино…

– Но Тиночка играет лучше меня!

– Может быть, – улыбнулась мать. – Потому что Тина, играя, старается чуть больше. Но это не делает тебя менее умелой. А когда ты подрастешь, то откроешь свой собственный талант, он и будет твоей особенностью. Тем не менее каждая из вас очень особенная. Я ведь всегда это говорю, не так ли?

Шура кивнула. Действительно, их родители помогали своим детям чувствовать себя особенными вне зависимости от возраста и пола и в равной мере любили каждого из них.

– Вот так, милая, – продолжила мать, как бы закрывая тему. – Нина просто живет чуть медленнее, чем вы, потому что так хочет Бог. Она ни в чем не виновата, вам просто нужно быть к ней внимательными. Заботьтесь о ней и будьте рядом. В будущем, когда вы вырастете, не забывайте об этом, как не забываем мы.

Пока Шура мысленно находилась в Кисловодске своего детства, Люсия продолжала вываливать на нее новости из другого мира. Внезапно Шура открыла рот и сказала то, чего никак от себя не ожидала:

– Я ухожу от Алена.

Люсия, пылко вещавшая о ночной жизни Нью-Йорка, произнесла еще пару слов, прежде чем услышала Шуру. Она с удивлением распахнула глаза.

– О чем ты говоришь, Шура?

– Я ухожу от Алена, – повторила она.

– Когда ты это решила? Что случилось?

– Ничего не случилось. Или случилось слишком многое. Не знаю. Но я все решила.

– Почему ты не сказала мне раньше? Я могу что-нибудь сделать?

Казалось, Люсия забыла о Нью-Йорке. Очевидно, ее очень интересовала личная драма

подруги. Она встала, подошла к Шуре и устроилась на подлокотнике ее кресла.

– Я могу что-нибудь сделать? – повторила она.

– Нет, дорогая Люсия, – ответила Шура. – Никто ничего не может сделать. Это мое решение.

– Ален знает?

– Пока нет.

– Когда ты решила?

– Незадолго до твоего прихода.

– Не могу поверить. Ты принимаешь такое важное решение и совсем ничего не рассказываешь.

Шура с улыбкой подумала, что, для того чтобы сообщить подруге об Алене, ей пришлось прервать ее разглагольствования.

– Не смешно, – обиженно прибавила Люсия.

– Нет, конечно, не смешно, дорогая. Просто я не хотела портить тебе настроение – ты вернулась из Нью-Йорка такой счастливой.

– Шурочка, твое счастье превыше всего. Душа моя, кто знает, как тяжело тебе далось это решение. Но почему ты приняла его? Разве Ален не делает тебя счастливой?

– Дело не в моем счастье, – ответила Шура, взяв подругу за руку. – Я знаю, что он очень меня любит. Вижу это в его глазах.

– Тогда что тебе еще нужно?

– Дело не в моем счастье, – повторила она.

– Нет?

– Нет…

– Значит, я ошибалась. Ты выглядела очень счастливой рядом с ним.

– Я не была счастлива, Люсия. Просто мое желание быть счастливой настолько сильно, что, когда счастье приходит, я полностью отдаюсь ему, боясь упустить.

Должно быть, Люсия сочла сказанное ей слишком сложным – она ничего не ответила, а только поморгала.

– В любом случае, – продолжила Шура, – я хотела поделиться с тобой.

– Ты правильно поступила, дорогая. Конечно, ты бы все мне рассказала. Но, к сожалению, я действительно ничего не могу сделать.

Шура поднялась с места, подошла к балконной двери и, продолжая ходить туда-сюда, заговорила:

– Люсия, я уже давно готовлю себя к этому решению, просто не знала об этом. – Внезапно она остановилась и повернулась к подруге. – Решение, которое я приняла незадолго до твоего прихода, на самом деле было лишь осознанием этого решения.

– Шура, дорогая, я плохо тебя понимаю.

– В моей голове бродит столько мыслей! Проблемы, которые я не могу решить, варианты, из которых не могу выбрать… Я живу в постоянных сомнениях. После всего, что мне довелось пережить, я знаю одно – если я постоянно сомневаюсь и задаю себе разные вопросы, значит, я что-то делаю не так и иду не той дорогой.

– Мы с тобой в этом плане совершенно разные, – отозвалась Люсия.

Пока Шура ждала продолжения монолога, она вновь заподозрила, что личная жизнь подруги не настолько совершенна, как та рассказывала.

– Например, – продолжила Люсия, – мы с Каппой… У меня в голове столько вопросов о нашем с ним браке, но я оставляю их нетронутыми, не вмешиваюсь.

– Да, ты права, – улыбнулась Шура. – Мы разные. Я так не могу.

– Возможно, ты поступаешь лучше меня… Намного. Когда ты ему скажешь?