Шуруба Тира. Последний посетитель
Шрифт:
— Поставь чай, Шуруба. — произнес гость, положив ногу на ногу. Он оживился, в его интонации появился интерес.
— Дверью не ошибся? — рявкнул я, выключил фонарик и убрал его обратно в карман халата.
— Не ошибся, Шуруба, к тебе ехал специально. Долго ехал. Устал.
— А мне что? Давай проваливай.
— Я в одной кофте, а у вас уже зима вовсю. Откуда я пришёл, там вообще зимы не бывает.
— И куда тебя девать теперь?
— Выпьем чай, а потом я уйду.
— Вот еще. Окоченеешь насмерть, а я виноват буду. Нет уж, сиди тогда. Надо в печь подкинуть, чтобы воду вскипятить.
Я недовольно открыл засов и закинул
— Ну, рассказывай, Шуруба. — сказал тот, аккуратно вытаскивая длинными пальцами карамельку из прилипшего к столу целлофанового пакета. Ловко освободил барбариску от фантика и запихал в рот.
— Чего тебе рассказывать? Жди чай. — сказал я и почувствовал, как боль пронзила рот и шею: снова треснула губа. Вытер рукавом халата кровь.
Угли весело затрещали. На кровати спал кот, уютно устроившись в одеяле. Гость пристально смотрел на меня. Так пристально, что мне хотелось поскорее избавиться от посетителя или самому убежать из дома.
— Неспроста тебе эта жизнь досталось, да? — начал он, повернув голову на флаг СССР, закрывающий единственное окно и почти всю восточную стену комнаты. — Долго я к тебе шёл, устал даже.
— Откуда ты приехал? — проворчал я, ставя чайник на плиту.
Я слегка пошатнулся, и немного воды вылилось из носика на чугунную поверхность. Поднялся небольшой клуб пара, быстро растворившись в полумраке. Я заткнул носик свистком и взял из кармана халата сигарету. Чиркнул спичкой. Закурил. Горячий ароматный дым ворвался в нос и горло, лёгкие наконец-то задышали. Я не вытаскивал сигарету изо рта, аккуратно придерживая фильтр боковыми зубами и не поворачивался на мужчину. Но я знал, что гость буровит мою спину взглядом.
— Шуруба, я к тебе не за советом пришёл. Тебе помощь нужна. — спокойно сказал гость и громко разгрыз конфетку.
— Был тут один врач, который трупов режет. Тоже помочь мне порывался. Но мне не нужна ничья помощь. Я сам справлюсь.
Пронзительно засвистел чайник, выпуская из закопчённого металлического носика тонкую струйку пара. Я открыл крышку и засунул прямо в воду сушёные листья малины и мяты. Затем аккуратно обернул ручку замусоленным полотенцем и поставил на стол. Посетитель уставился на меня, а я — на него.
Приятный аромат трав смешался с вонючим табаком. Я присел за стол, мы молчали, внимательно смотря друг на друга.
Так и сидели, пока он снова не начал говорить.
— Мне надо помочь тебе, Шуруба.
— Зачем? — настойчиво спросил я, докуривая сигарету и пуская изо рта и носа дым ему в лицо.
— Так надо.
— Кому надо? М-м? Мне не надо. — кое-как сдерживаясь, произнёс я и раздавил окурок в консервной банке из-под бычков в томате — импровизированной пепельнице.
— Жаль, что ты не помнишь меня.
Я наклонил грязный чайник и разлил светло-желтый чай гостю и себе. От чашек плыл белый пар. Вкусно запахло августом. Гость улыбнулся и благодарно кивнул.
— Так ты напомни, кто ты. Что вокруг да около ходить. — я закурил новую сигарету, но уже взял её большим и указательным пальцами. Губа от высокой температуры заныла.
Гость уставился на меня, смотря глаза в глаза. Почти не шевеля губами, он произнес:
— Ильнар.
Я смотрел на него и всё чётче проваливался на сорок лет назад, в ту отвратительную весну. В нос ударил запах пота и крови, запах немытых тел, запах гор, травы и огня. На зубах заскрипел противный мелкий песок. В ушах застучали автоматные очереди. Дым и пепел заволокли глаза. Небо, бесконечно высокое, зажатое в каменистые горы, трещало и рыдало от крови, льющейся на землю.
— Лейтенант Шуруба! Шуруба, меняй позицию, отступаем! — орал позади меня Ильнар, но я, оглушённый взрывом, шёл вперёд, плохо ориентируясь в чёрном дыме. В одном ухе было нестерпимо больно, в другом звенела какая-то странная тупая тишина, разрывающая голову. Но я всё равно слышал, как мне кричали наши. Может быть, мне казалось, но я слышал и шёл вперёд, прорывая своим телом чёрный дым. Я оглянулся и увидел, как сквозь облако летит нож. Прямо в Ильнара. Кусок металла с лёгкостью пера вонзился в горло, и мой друг, мой дорогой товарищ упал лицом вниз. Но нельзя отступать. Нельзя что-то менять. Я должен дойти до того дома, вломиться в него и пристрелить цель. Я знаю, что он там. Я как собака слышу его запах, слышу, как он трясётся, как прижимает к себе окровавленными руками жену и детей. И я иду, неся над собой святую месть, благоговейно уповая на то, что Бог ведёт меня своей рукой, отодвигая от меня пули, осколки и снаряды.
И я дошёл, оставив позади своих. Раненых, мёртвых. Оторвал дверь из петель и пристрелил вражеского командира вместе со всей его семьёй. Задача выполнена.
Я выскочил из дома и рванул к Ильнару. Он лежал там, где упал, и не шевелился. Из-под его лица плыла алая лужа крови. Я подхватил друга на плечо и рванул туда к своим. По нам стреляли душманы, но я шел к своим. Страх потерять друга был сильнее смерти. Но пуля добралась, пробила мне ногу. Лишь одна. Навылет. Было больно, но я всё равно шёл вперёд, глотая пыль, гарь и кровь. Я верил, что Ильнара ещё можно спасти. Осталось совсем чуть-чуть, вот, уже за этими машинами будет поворот, уже в том доме, в подвале. Я почти дошёл, как вторая пуля пробила мне ногу. Чуть ниже, но боль была сильнее в тысячу раз. Я рухнул набок, Ильнар накрыл меня своим телом. За спиной прогремел взрыв. Кровь хлынула из ушей и носа. Я перестал слышать. Остался только омерзительный писк, вытесняющий всё из моей голове.
— Вспомнил меня, Шуруба? — вдруг голос выдернул меня из воспоминаний сорокалетней давности.
Я переключился на гостя и замер. Передо мной сидел Ильнар. Молодой, здоровый, красивый. Мой единственный друг, награжденный "героем" посмертно… Он один знал, кто я и что я. Невыносимая боль и радость взорвались во мне. Хотелось броситься к нему в объятия. Но я взял себя в руки и сказал:
— Тебя уже нет. Так долго нет, что я забыл твоё лицо. — сигарета обожгла мои пальцы. Я невольно дёрнулся и обрушил пепел в кружку с чаем. — Ты зачем пришёл?
Ильнар молчал и сидел неподвижно. Вдруг его лицо стало мягче, круглее, светлее. Карие глаза стали светлыми, заблестели зелёными красками в жёлтом свете лампы. Губы округлились, щёки зарумянились… Передо мной сидела она.
— Варя! — грудь защемило от боли. — Варечка, а ты зачем пришла?
— Тирочка мой, я не могла не прийти. Такой случай, как же упустить? — ласково сказала девушка и глотнула чай. — Мой любимый чай… Малина и мята. Неужели ты до сих пор его пьёшь?
— Пью, Варя. И с каждым глотком тебя вспоминаю. И все, кто приходят ко мне, тоже этот чай пьют. Сами того не зная, тебя поминают.