Шут императрицы: Халиф на час
Шрифт:
– Я к ним выйду и разберусь что это такое! – решительно заявил фельдмаршал.
– Давайте это сделаю я.
– Нет, Манштейн. Вы же слышали, они желают видеть меня.
– Надо было взять эскорт, полуэскадрон драгун.
Миних открыл двери кареты.
– Что такое? – закричал он, высунувшись наружу. – Кто такие? Я вижу мундиры Ингерманладского драгунского полка?
– Ты скоро и не такие мундиры увидишь, – проговорил Кульковский. – Али, думаешь, забыли мы про пакости тобой сотворенные? Сколь душ солдатских пало по твоей вине. Не забыл?
– Ты желаешь
– Скоро когда царица наша на трон сядет тебе худо будет! – закричал кто-то рядом.
Стали собираться вокруг прохожие. И шептались: «Смотри! Сам Миних». «Карету фельдмаршала остановили». «Да ну! быть того не может». «Вот те и ну! Миних! И солдаты его не побоялись. Видать, совсем плоха императрица».
– Ты про кого говоришь? – вскричал Миних и схватил крикуна за ворот кафтана.
– Али пугать меня станешь? – нагло ответил солдат. – Да меня не испугаешь. Мне 60 лет и я с государем Петром Лексеичем в походах дрался. А говорил я о Лисавет Петровне.
– Да здравствует Елизавета! – заорали другие.
Кто-то выпрыгнул из толпы. Это была пара фискалов в серых плащах. Один заорал:
– Слово и дело!
Старого солдата схватили и скрутили ему руки.
– А ну пусти, сволочи! – закричал тот. – Братцы! Не выдай!
– Не дергайся дядя! Слово и дело!
Пьетро Мира был рядом и схватил одного фискала за плечо. Он повернул его и ударил его кулаком в зубы. Фискал кубарем покатился по мостовой под веселое улюлюканье толпы.
Затем Мира отбросил и второго фискала, и старый солдат быстро скрылся в толпе. После того Пьтеро и Кульковский также скрылись. Они свое дело сделали….
***
Уже через час они сидели в трактире для кучеров и извозчиков, и пили водку. Кульковский распустил язык и рассказал итальянцу о своих горестях.
– От батюшки с матушкой окромя долгов ничего не осталось. И подался я в Москву и там поступил офицером в полк. Службы была – врагу не пожелать. Как раз государь Петр II правил. И денег на армию да на жалование ему не хватало. Хорошо тем было офицерам, кто из имений деньги получал. А таким как я хоть ложись и помирай.
– Но ты дворянин.
– И что с того? – усмехнулся Кульковский. – Денег то от того больше не стало в кармане моем.
– И ты пошел к герцогу Бирону?
– Это уже после того как Анна императрицей стала. А при Петре II я ходил к тогдашнему обер-камергеру князю Ивану Долгорукому. Хотел на нуждишки свои пожаловаться да помощи просить.
– И что? – спросил Пьетро.
– Велел меня Ванька Долгорукий палками холопам своим гнать со двора. Вот те и русский. А еще говорят, что немцы надоели. Как я тогда бедствовал, Пьетро. Зимой мерз аки пес. На сапогах подметки совсем отвалились, а на новые денег не было. Мундиришко латаный перелатаный. А как Анна на трон взошла, отправился я к графу Бирену. Сил терпеть более не имел. И граф, наш Бирон, тогда графом был, дал мне службу при дворе. Стал я шутом придворной кувыр коллегии. И зажил по настоящему, Пьетро. Как барин зажил. На Москве у меня дом. Там мои сестрицы нынче живут. В Петербурге – дом.
– Еще скопишь. Я вон за вечер такую сумму заработал….
– Не болтай, Пьетро! – оборвал Миру Кульковский. – Скоро нашей кувыр коллегии конец. Как не станет веселой императрицы Анны – и все! Разгонят нас всех. И куда мне тогда? Снова в армию?
– Но Либман тебе заплатит.
– На то и надеюсь. А то ты при деньгах уедешь, Буженинова с Квасником также. Одна свадьба в ледяном доме обеспечила их и их детей и их внуков, коли народятся таковые. Балакирев Ванька такоже богат стал. Жену свою он уже отправил из Петербурга.
– Куда отправил? – не понял Мира.
– Пока на Москву, а там она мужа своего станет дожидаться. А затем они отправятся в его имение под Казанью. Знаешь, что у Ваньки словно у князя есть имение. И неплохое. Душ крепостных более тысячи он заимел. А я про будущее не подумал. А как большой барин жить привык. Хорошо жилось шуту при веселом дворе Анны Ивановны. Эх! – Кульковский снова выпил водки.
– А сегодня мы хорошо поработали на Бирона. Миних был напуган. Хоть и держался хорошо, а он испугался. Могу поспорить на тысячу рублей, что он пойдет прямо к Бирону, когда попадет во дворец. Так что денег тебе Либман даст! А 30 тысяч это сумма изрядная. С такой можно прожить в России три жизни.
– Тридцать тысяч это деньги, но не богатство. Хотя я еще могу кое-что заработать. Выпьем?
– Выпьем!
И они снова выпили.
Глава 2
Смерть императрицы.
Год 1740, октябрь, 8-го дня. Санкт-Петербург.
В покоях императрицы.
Эрнест Иоганн Бирон оделся в новый красного бархата камзол, богато расшитый золотом. Он украсил себя орденами и летами Андрея Первозванного, Черного орла, Святой Анны. Пышный черный парик спускался на плечи герцога.
За ним шел в сером кафтане и седом парике Лейба Либман, опираясь на легкую трость.
– Челобитная вельмож уже у императрицы, – прошептал Либман Бирону.
– Моя жена не отходила от Анны этой ночью и предала мне, что она уже подписала указ о моем регентстве, – признался герцог.
– Хорошо если так.
– Тебя это не радует? Ты столь спокойно воспринял сие, Лейба.
– Я стану радоваться, когда указ о твоем регентстве будет провозглашен публично.
– Это будет сейчас. Ты уговорил даже фельдмаршала просить за меня, Либман. Я никогда не ожидал подобного от Миниха!
Слуги распахнули двери перед Бироном и Либманом. Они вошли в покои императрицы. Анне стало в этот день немного легче, но с постели она, по-прежнему, не вставала. Рядом с ней суетились врачи Рибейро Санчес, Кондоити, Фишер, Каав-Беургаве.
Императрица сидела на кровати, опершись на подушки, и фрейлины расчесывали её волосы. Рядом с ней сидела верная подруга Бенингна Бирон.
Бирон и Либман поклонились. Анна, увидев фаворита, улыбнулась.
– Эрнест! Рада тебя видеть.
– Анхен, я рад, что тебе стало легче, – сказал Бирон.