Шут. Книга II
Шрифт:
Эта мысль становилась его молитвой.
«Я могу».
Но в конце концов уставшие пальцы не удержали скользкую луковую головку, и та упала, по обыкновению закатившись под кровать. Шут вздохнул и наклонился, чтобы поднять беглянку. Однако в тот момент, когда он протянул руку к луковице, в глазах у него резко потемнело, а цветной половик, сшитый из таких же лоскутов, как одеяло, вдруг, крутанувшись, ринулся навстречу. Шут едва сумел удержаться на ногах, вцепившись в край своей постели. Он с досадой помянул демонов и аккуратно сел на пол. Несколько минут пришлось просто хлопать глазами – в ожидании, пока исчезнут из поля зрения
– Вот так… – пробормотал Шут, осторожно поднимая голову. Вставать с половика было боязно. Ему очень не хотелось, чтобы фокус с головокружением повторился. С другой стороны – сидеть так посредь комнаты тоже не входило в его планы. Упаси боги, явится еще матушка Кера и застанет в таком виде. Начнет причитать на весь дом. И даже этот сыч Раол услышит, что болезный господин Патрик опять изволил всех напугать своей немочью.
Шут не сдержал смешок, представив брезгливое выражение на физиономии молодого слуги. Но смех смехом, а на самом деле ему вовсе не хотелось напоминать всем о своей слабости. Крякнув, он поднялся, стряхнул луковую шелуху, приставшую к ладони, и вдруг замер, настигнутый мыслью, которая должна была прийти ему в голову еще в обед, но отчего-то подзадержалась…
«Зачем оставаться на Островах? – думал он с нарастающей радостью. – Что меня держит здесь?»
Шут озадаченно посмотрел на свое отражение в окне, будто ища ответа у того тощего человека с темными синяками вокруг глаз. У этого бледного незнакомца, что насмешливо кривил губы по другую сторону стекла.
«Да… красавчик, – подумал он, показывая язык двойнику, который, разумеется, ответил тем же. – Девицы из Чертога в обморок попадают от восторга, когда увидят своего дорогого господина Патрика… А впрочем, я давно уже им не дорог».
Но и на Островах его, в самом деле, ничто не держало.
Кроме того, Шут подозревал, что нескоро попадет во дворец к Руальду. Нечего там делать без мальчишки. Да, все обвинения с королевского дурака сняли, Шут это знал. Но понимал и другое: появление в Золотой все равно повлечет за собой многочисленные допросы, которые, может, и назовут из вежливости как-нибудь иначе, но сути малоприятных бесед это не изменит. А что он скажет? Поведает о неведомых магах, чьи лица были сокрыты масками? Глупо… Кто ему поверит? Всем известно, что такие маги только в детских сказках остались. Да и спросят обязательно, зачем это, мол, они так с вами обошлись, господин Патрик? Чем беглый шут поднапакостил могущественным колдунам?
Нет, как ни крути, а отчитываться перед Торьей Шут не испытывал ни малейшего желания! И уж вовсе не представлял, как посмотрит в лицо королю… Знал, что груз вины, и без того едва выносимый, раздавит его окончательно, когда он увидит полные безысходной тоски глаза Его Величества. Но Шут скучал. Сильно скучал по Руальду. И боль короля, стоило лишь задуматься о нем хоть на миг, чувствовал так остро, будто все еще был связан со своим другом невидимой нитью.
Слишком нестерпимая боль, чтобы впускать ее в себя, где и своей-то невыносимо много…
Так что он старался пореже вспоминать о Руальде. Как бы сильно ни тосковал о нем.
На следующее утро Шут проснулся от запаха лука, который распространялся не иначе как из-под кровати. Вероятно, вчерашний «мячик» основательно пострадал при падении, и за ночь его мятые бока успели подгнить, ибо в комнате стараниями матушки Керы всегда было тепло.
Шут поморщился и, потирая сонные глаза, выполз из постели. Опустившись на четвереньки, он заглянул под кровать и вытащил причину своего малоприятного пробуждения. Сердясь на себя и на луковицу, он открыл окно и зашвырнул злополучный овощ прямо в сад, где тот бесследно канул в сугроб. Однако уже в следующий момент Шут словно очнулся… Он рассмеялся и, сладко потянувшись, возблагодарил богов за утро, которое началось с луковой вони. Пусть запах был противен, но сам факт такого пробуждения означал, что силы вновь возвращались к нему. Прежде Шут спал до полудня, не взирая ни на яркий солнечный свет, ни на гомон детей за окном, ни даже на появление в комнате Ваэльи, которая, как выяснилось, все эти дни приходила и потихоньку лечила его, пока Шут блуждал по обрывочным дорогам чужих жизней. Она призналась в этом только вчера вечером, когда они на пару наслаждались вином у очага гостиной. Шут даже не удивился, однако от смущения едва не уронил кубок и долго смотрел на свое отражение в его мерцающей рубиновой глубине, не решаясь поднять глаза. В тот момент он отчаянно силился понять, чем заслужил такую заботу. Но спросить об этом постеснялся.
В тот же вечер Ваэлья сказала ему дату отплытия. Совсем близкую. Не пройдет и недели, как корабль покинет гавань и, подставляя паруса сердитому ветру, устремится к берегам материка.
Шут понимал, что неделя – это слишком, слишком мало. У него почти не оставалось времени восстановить силы. Но… Когда потом выпадет шанс доплыть напрямую до Диких Земель? Ведь если и начинать поиски, то там: Нар говорила, в ее родных землях все еще живо знание о Силе. Шут решил – это знак ему от богов. Указание, что делать.
Оставалось самое главное – убедить королеву взять его с собой.
Она ведь обязательно воспротивится.
7
– Нет, Пат! Не будь безумцем! – Элея стиснула губы и отвернулась так резко, что подол синего платья еще с шелестом рассекал воздух, когда она уже замерла неподвижно, обхватив себя за плечи.
– Ваше Величество… Ну право, не нужно спорить. Я так решил, – Шут мучительно хотел прикоснуться к этим затвердевшим плечам. Ему не нравилось видеть Элею сердитой. И уж тем более – расстроенной. А вышло все именно так.
Он собирался начать издалека и умными околотками подвести беседу к неизбежному логичному выводу – ему надо плыть на этом корабле. Но Элея все поняла молниеносно и даже весомых доводов не позволила привести: сверкнула гневно своими медовыми очами и заявила Шуту, что он дурак. Это была, конечно, не самая свежая новость… Но дальнейшие попытки убедить ее в обратном оказались уже бессмысленны.
– И прекрати называть меня «величеством»! – она вновь метнула в него острый, как кинжал, взгляд. – Ты не хуже других знаешь, что я давно не королева!
– Для меня вы всегда королева, – простодушно ответил Шут. Брови у Элеи дрогнули. Странно так, жалобно…
– Пат… Ты… ты невыносим! – Она устало опустила руки, отмахиваясь от него. – Делай что хочешь…
Шут растерянно моргнул.
– Ну, я ведь действительно должен… – тихо произнес он, пытаясь оправдаться. Однако королева – его удивительная, милая королева – больше не желала ни видеть, ни слышать «невыносимого» господина Патрика.
Шелестя своими юбками, она покинула гостиную, оставив Шута бессильно смотреть ей вслед.