Шутка Mецената
Шрифт:
Глава 6.
Меценат и его клевреты продолжают развлекаться
Несколько дней спустя после первого появления Куколки можно было наблюдать в знаменитой квартире Мецената мирную семейную картину: сам Меценат, облаченный в белый халат, прилежно возился около станка, на котором возвышалась груда сырой глины, и под его проворными гибкими пальцами эта груда принимала постепенно полное подобие сидящего тут же в гордой позе Мотылька.
В другом углу обнаженный до пояса могучий Новакович
– Телохранитель! – воззвал Меценат, округляя большим пальцем лоб глиняного Мотылька. – У меня руки в глине, а как назло щека зачесалась. Почеши, голубчик.
– Которая? – деловито приблизился к нему Телохранитель. – Эта, что ли?
Он почесал Меценатову щеку и, склонив голову на сторону, уперев руки в бока, принялся разглядывать произведение Мецената.
– Морщин маловато, – критически заметил он. – Еще бы десяточек подсыпать.
– Довольно, довольно! – испуганно закричал Мотылек. – Ты рад из меня старика сделать!
– Ну какой же ты старик! У тебя только кожа на лице плохо натянута. Ты бы сходил к обойщику перетянуть.
– Отстань, черт.
– Мотылек!
– А?
– Сколько парикмахер берет с тебя за бритье?
– Что значит – сколько? Обыкновенную плату: 15 копеек.
– Да ведь работы-то ему какая уйма! Сначала должен выкосить все бугорки и пригорки, потом, перекрестившись, спуститься в мрачные ущелья твоих морщин и там, внизу, во тьме, спотыкаясь, почти ощупью бедняга должен выкорчевать все пеньки и корни.
– Ну, поехал. Глупо.
– Был у меня, братцы, приятель, – начал, сев верхом на стул, Новакович одну из своих идиотских историй, которые он всегда рассказывал с видом полной достоверности. – И у этого приятеля, можете представить, совершенно не росли усы. А дело его молодое – очень ему хотелось каких-нибудь усишек. И придумал он вещь неглупую: выдрал с затылка сотни две волосков вместе с луковицами, потом сел у зеркала, вооружился увеличительным стеклом, иголкой и – пошла работа! Иголкой ткнет в верхнюю губу и сейчас же туда волос с луковицей ткнет и луковицу в дырочку посадит. Прямо будто виноградные черенки сажал.
– Врешь ты все, Телохранитель.
– Не такой я человек, чтобы врать, – эта история потом наделала в сферах много шуму. Посадил он, стал каждое утро водичкой поливать. И что ж вы думаете – ведь принялась растительность! Но только ужас был в том, что растительность эта, новенькая-то, не лежала на губе, как у других, под углом в 45 градусов, а торчала перпендикулярно, потому что он луковицы торчмя вгонял. Очень терзался бедняга.
Меценат, выслушав эту историю, рассмеялся, а Мотылек возмущенно воскликнул:
– Телохранитель! Всякому вранью есть границы.
– Ты думаешь, я
Кузя влетел, бодро помахивая пачкой свежих газет.
– Вот, друзья, какова сила печати! Не только Куколку – берусь Анну Матвеевну всероссийской знаменитостью сделать.
– А что?
– Вот! Заметка первая – в «Столичном Утре». «На днях в роскошном особняке известного Мецената и покровителя искусств (это я вам так польстил, Меценат) в присутствии избранной литературно-артистической публики (Мотылек, цени, это я о тебе так!) впервые выступил молодой, но уже известный в литературных кругах поэт В. Шелковников. Он прочитал ряд своих избранных произведений, произведших на собравшихся неизгладимое впечатление…»
Одобрительный смех встретил эту заметку.
– Это не все, господа! Вот литературная хроника «Новостей Дня»: «В литературных кругах много толков вызывает появление на нашем скудном небосклоне новой звезды – поэта Шелковникова. По мощности, силе и скульптурной лепке стиха произведения его, по мнению знатоков, оставляют далеко позади себя таких мастеров слова, как Мей и Майков. В скором времени выходит первая книга стихов талантливого поэта».
– Ай да старушка в избушке верхом на пушке! – воскликнул Мотылек, злорадно приплясывая. – Смеху теперь будет на весь Петербург.
– И наконец, последняя заметка, – самодовольно улыбаясь, сказал Кузя. – «Нам сообщают, что Академией наук возбужден вопрос о награждении Пушкинской премией молодого поэта В. Шелковникова, произведения которого наделали столько шума». Все!!
– Кузя! Да как же редакторы могли напечатать такую галиматью?
– Э, что такое редакторы, – цинично рассмеялся Кузя. – Они по горло сидят в большой политике, и их сухому сердцу позиция Англии в китайском вопросе гораздо милее и ближе, чем интересы родного искусства… Признаться, в своей газетке я заметочку сам подсунул, в чужих – приятелей из репортеров подговорил… Сейчас у «Давыдки» стон стоит от хохота. Там уже балладу сложили насчет скрипучей старушки, признаться, очень неприличную.
– Интересно бы сейчас увидеть Куколку… Вот, поди, именинником ходит!
– А ведь он, ребята, по своей глупости все это всерьез примет!
– Портрет свой у Дациаро выставит!
– Фабриканты выпустят папиросы «Куколка»! Громкий смех веселой компании заглушил робкий стук в дверь.
Только чуткий Меценат расслышал.
– Стучат, что ли? Кто там? Входите!
Вошел он… Куколка. Элегантный, дышащий свежестью молодости.
Оглядел всю компанию своими мягкими лучистыми глазами и кротко улыбнулся.