Шутник

Уоллес Эдгар Ричард Горацио

— Конечно, мистер Стеббингс, — сказала Эйлин, не понимая, чего он так извиняется.

— Теперь он больше не мой клиент, как я уже вам, кажется, говорил, — продолжал мистер Стеббингс, обращаясь к люстре. — Не думаю, чтобы я хотел снова иметь его своим клиентом. Только…

— Мистер Гарло? — задыхаясь, сказала девушка.

Стеббингс перевел взгляд на нее.

— Да, мистер Гарло, семьсот четыре, Парк-Лейн. Вам это не нравится?

Эйлин покачала головой.

Она колебалась, но в конце концов согласилась.

— Конечно, я пойду! В котором часу?

— Он

просил в девять. Я сказал, что это несколько поздно, но он ответил, что у него гости к обеду. Он очень хотел бы, — продолжал мистер Стеббингс, снова переводя глаза на потолок, — чтобы это дело было сохранено в тайне, насколько возможно.

— Какое дело? — с изумлением спросила девушка.

— Не знаю, как будто что-то о содержании какого-то письма, или, может быть, он получил какое-то важное послание, которое оправдывает приглашение специального стенографиста. Конечно, я ему сказал, что он может положиться на вашу скромность… благодарю вас, это все.

Эйлин хотела дать знать Джиму Карлтону, что ей придется целый час провести с глазу на глаз с человеком, перед которым она испытывала ужас, но ей показалось бессмысленным посвящать его во все мелочи своей жизни. Она знала, что Джим не любил Гарло и даже подозревал, что уличное нападение произошло не без его участия. Она не сообщила ему ничего и в девять часов звонила у подъезда дома мистера Гарло.

Эйлин не видела его с тех пор, как он приходил в квартиру дяди. Раз он проехал мимо нее, но только Джим узнал его.

Эйлин хотелось проверить, произведет ли он опять впечатление громадности и могущества или при второй встрече уменьшится до размеров обыкновенного человека.

Она не предполагала, что Гарло сам откроет ей дверь. Он был в черном сюртуке, широкие фалды которого производили впечатление сутаны. Он был торжественен, как дворецкий из герцогского дома, и непринужденно изящен. А прежний трепет?..

Она, не замечая, что делает, медленно покачала головой.

Это была поразительная личность, подавляющая своим великолепием, но на бога он не походил. Эйлин даже испытала некоторое разочарование. Но если бы он был таким, каким его рисовало ее воображение, она вряд ли переступила бы порог его дома.

— Как вы добры! — Гарло помог ей снять теплое пальто. — И со стороны Стеббингса большая любезность. Дело в том, что мой секретарь заболел инфлуэнцей, а я терпеть не могу брать людей из конторы по найму.

Он открыл дверь в библиотеку и, войдя в нее, стоял в ожидании, держась руками за край двери. Входя в библиотеку, Эйлин поскользнулась на гладком блестящем полу и упала бы, если бы он не подхватил ее с поразившей ее силой. Когда она пришла в себя и посмотрела на него, то увидела в его глазах ужас, но лишь на одно мгновение.

— Отвратительный пол, — сказал он быстро, — надо будет положить здесь ковер.

Эйлин стала извиняться за свою неловкость, но он не хотел слушать.

— Мне надо написать очень важное письмо, а я отвратительно пишу. Диктовать я тоже не люблю, диктующий становится рабом машинистки.

Эйлин была удивлена, что он

не старался произвести на нее впечатление, был совершенно прост, иногда даже грубоват, но всегда внимателен. Она чувствовала себя на своем месте.

— У вас есть книжка? Хорошо! Угодно сесть за мой стол? Сам я принадлежу к перипатетикам. Вам удобно? Теперь…

Он продиктовал ей имя и адрес. Письмо было к полковнику Гарри Мейбургу, 9003, Уолл-стрит.

— «Дорогой Гарри…» — начал он, и диктовка пошла гладко.

Гарло диктовал медленно и четко, не подыскивал слов и не путался. Письмо кончалось так:

«…Европейское положение устойчиво и обещает восстановление торговли в течение следующих месяцев. Лично я не могу поверить, чтобы ничтожное боннское дело могло привести к трениям между нами и французами».

Эйлин припомнила, что читала о столкновении унтер-офицера французской армии со вспыльчивым английским полковником, которое произошло в Бонне. Инцидент был так незначителен, что когда любопытствующий член парламента сделал о нем запрос, то он был встречен общим смехом. Удивительно было, что человек с положением Гарло упоминал о таком ничтожном событии.

Он окончил диктовать и, пощипывая подбородок, рассеянно посматривал на девушку. Она встретила взгляд его бледных глаз и заметила, что в его наружности произошла какая-то непостижимая перемена.

Бледные глаза ушли вглубь, оставив две морщинки на безупречно гладкой коже.

— Да, — медленно сказал он, как будто отвечая самому себе на какой-то вопрос. — Думаю, что я мог так сказать. Не можете ли перечитать написанное?

Она прочла письмо по своей книжке и, когда окончила, он улыбнулся.

— Великолепно! — сказал Гарло. — Завидую мистеру Стеббингсу, что у него такая дельная секретарша.

Он поставил на стол пишущую машинку.

— Вы согласны подождать меня, когда окончите переписывать? Я отлучусь не больше, как минут на двадцать.

Через несколько минут после его ухода, она сделала две копии с письма. Кое о чем надо было подумать; она сидела, сложив руки на коленях, глаза ее блуждали по комнате, меблированной в стиле ампир.

Богатство чувствовалось во всем, но не было лишних украшений. Глаза ее остановились на камине, где умирали красные угли. На белых кафельных плитках, у самого огня валялась свернутая бумажка, которая под действием жара превратилась в помятый шарик. Карандашом было написано: «Марлинг».

Вдруг, она сделала непозволительную вещь; она нагнулась и подняла бумажку, потом разгладила ее и прочла:

«Я прошу вернуть мои письменные принадлежности. Пожалуйста, оставьте их у меня. Как же я могу подготовить свою историю?

Марлинг».

Ручка двери повернулась; Эйлин быстро засунула бумажку в открытую сумочку и защелкнула замочек, когда каменное лицо миссис Эдвинс появилось в комнате.

Она подошла к столу, за которым сидела девушка.

— Вы, значит, молодая женщина, — утвердительно сказала она.