Схватка оборотней
Шрифт:
— Может, шлепнуть его тогда, а не ждать, когда он придет по нашу душу? — задумчиво предложил Лом.
— Ни в коем случае! — воскликнул Савельевич. — Он в нашем районе засветился, а поэтому в ближайшее время обязан отсюда смыться. Ему теперь в нашем районе не климат. От силы, проживет пару месяцев, а потом, как говорят, ноги в руки и… Замочив его, мы вынудим УГРО заняться нашими персонами, и нас будут искать до тех пор, пока не найдут. Улавливаете разницу?
— Улавливаем. Вопросов нет. Нам надо прокантовать пару месяцев в подполье, — пробурчал Лом.
— Анатолий, тебе надо избавиться от обреза, выкинь его где-нибудь в речку. Тебе он больше не понадобится, но по случаю может подвести под статью 218 ч. I УК, по которой горит до пяти лет.
— Ты что, все статьи кодекса знаешь наизусть? — удивился Стас.
— Нет, но люблю на досуге почитывать эту занимательную книжицу. Так, например, в ней я вычитал, что за разбой, который мы сегодня совершили, мера наказания от 6 до 15 лет лишения свободы…
— Значит, просвещаешь нас, — перебив Савельевича, заметил Лом.
— Вы должны знать, что мы совершили и какое наказание нам за это горит, а поэтому, если попадетесь по мелочи, то и колитесь по ней, забудьте о сегодняшнем дне.
— Нам такие азы давно известны, — успокоил его Стас.
— Короче, я вас предупредил, а теперь давайте потихоньку разбегаться. Я ухожу последним. Вы сейчас идите на автостанцию, залакшайте частника и на его тачке мотайте домой, на такси ехать не рекомендую.
— Почему? — не удержался от вопроса Лом, недовольный бесконечными поучениями Савельевича.
— Да потому, что если поедете на такси, то таксиста кое-кто может в любое время спросить о вас, а частника никто не спросит, его не так легко вычислить.
«Возишься с ними, как с писаной торбой», — пренебрежительно подумал о подельниках Савельевич.
Лом и Стас, попрощавшись с ним за руку, ушли. Савельевич, проводив их, с облегчением сел на кровать, почувствовав страшную усталость.
«Расслабляться нельзя, надо и самому быстрее отсюда уматывать», — поднимаясь с кровати, подумал он.
Савельевич прошел в зал и, усевшись на стул против Рыбы, стал с интересом его рассматривать. Ему вспомнились молодые годы: «Господи, какие мы тогда были глупые, верили в быструю победу немцев. Сейчас посидеть бы с ним за одним столом, откровенно поговорить о своих ошибках. Вспомнить молодость, — он усмехнулся своей нереальной мечте. — Нашел с кем вспоминать, свою молодость! Честно признаться, нам с ним и вспоминать-то не о чем. Взять себя: прожил порядочно, а полезное людям делал лишь в ИТК, где гамбалить пришлось, как лошади… Начинаю плакать в платочек, жалеть себя, раньше такого со мной не случалось. Неужели старость подошла? Ничего, Савельевич, держи хвост пистолетом. Ты сегодня поймал птицу счастья, держи ее крепко, чтобы не улетела. Вон какого орла опутал! — глядя на Рыбу, удовлетворенно думал он, — Рыбу годы тоже не пощадили, а когда-то казалось, что, ему износа не будет… Все мы смертные».
— Мы с тобой остались одни и можем немного поговорить, — не спеша начал он беседу с Рыбой.
— Не о чем мне с тобой говорить. Если развяжешь меня, может, тогда беседа и получится.
Не обращая внимание на явный вызов Рыбы, Савельевич продолжил: — Ты сильно-то не гоношись. По-моему, мы тебе сегодня преподали хороший урок. Мы свое слово сдержали и сохраняем тебе жизнь, но в любое время можем капнуть куда следует о тебе и твоей берлоге, теперь ты нам не нужен и дорожить тобой нам не резон. Поэтому я даю тебе месячный срок, чтобы ты все здесь продал и сматывался, на большее гарантии от меня не жди. Вздумаешь искать встречи с нами, чтобы отомстить, сделаешь себе большую неприятность: сразу сдадим тебя чекистам, чтобы свои руки о тебя не марать. Думаю, у них найдется одна девятиграммовая штучка, чтобы тебя пустить в распыл.
Увидев, что Рыба хочет что-то сказать, Савельевич, подняв руку, остановил его и предупредил: — Меня не надо перебивать, бакланить с тобой я не намерен. У тебя до хрена осталось, на что можно пожить, не считая дома и машины, не мешай и нам отвести свои души.
— Не многовато ли вы грабанули для отвода своих грешных душ? Не подавитесь ли? — ехидно спросил Рыба.
— В последний раз предупреждаю: не перебивай меня, не буди во мне зверя, — с угрозой в голосе прорычал Савельевич.
Он приблизился к Рыбе и резко выкинул вперед правую руку с раздвоенными пальцами, как бы пытаясь выколоть Рыбе глаза, но это было движение на испуг, не больше.
Рыба дернулся всем корпусом в сторону, а потом прогнусавил:
— Ограбил до нитки, а теперь еще издеваешься?
— Тебя никто не грабил. Ты сам нашел нужным откупиться от нас. Но учти: от чекистов тебе не откупиться.
— Я такого хама еще не видел, кончай меня пугать и уматывай отсюда, — побагровел Рыба, сорвавшись и забыв об осторожности.
— Ну вот, терпение мое иссякло, а я же тебя предупреждал, — ощерился в злобной гримасе Савельевич.
Рыба и сам понял, что со своими высказываниями ему надо было подождать до лучших времен, но было поздно.
Подойдя к креслу Рыбы, Савельевич приподнял одну его сторону и резко толкнул, отчего оно вместе с Рыбой с сильным грохотом упало на пол.
— Смотри, какой говнистый! — злобно распаляя себя перед беззащитным противником, куражился Савельевич.
— Чего тебе надо от меня? — простонал Рыба, чувствуя сильную боль в ушибленном правом колене.
— Сейчас узнаешь, как мне грубить, мразь вонючая, — выходя в кухню, прорычал Савельевич.
«Неужели он хочет зарезать меня как барана?» — со страхом подумал Рыба, когда Савельевич с самодельным кухонным ножом возвратился в зал.
— Хочешь с перерезанным горлом быть или попросишь у меня свою жизнь, Филипп Иванович? Если будешь плохо просить, могу и не согласиться, — наслаждаясь унижением Рыбы, процедил Савельевич. — Ты пожил уже достаточно, пошли меня подальше, и сразу ад примет тебя в свои объятья, все земные заботы покинут тебя, — прижимая к горлу Рыбы нож, издевался Савельевич.
«Этот псих действительно может меня зарезать», — с животным страхом подумал Рыба, ощутив огромную тягу к жизни, он смирил свою гордыню и выдавил из себя: