Схватка с преисподней
Шрифт:
— Да они еще закрыты…
— Тогда жми к станции. Там точно имеются ночные палатки, а возле них алкаши пасутся…
— А ведь верно! — с уважением глядя на друга, произнес Усатый. — Голова!
Действительно, Семга как в воду глядел. У первой же коммерческой палатки, оказавшейся открытой, подельники обнаружили худого деда в интеллигентской шляпе и очках, безнадежно разглядывавшего ценники на бутылках со спиртным.
— Отец, что, выпивка не по карману? — сочувственно спросил Усатый, подходя к одинокому страдальцу.
— О! На хрен! Денег ни хрена… — тяжко
— Ничего, отец! Будет тебе на сосиску с хреном.
— Правда? — обрадованно засиял, как новенький рубль, очкарик. — Не обманешь? Я ж тебе в отцы…
— Вот они, червончики, на бутылек! — помахал перед носом алкаша деньгами Усатый.
— Давай сюда!.. — нетерпеливо потянулся к деньгам не только руками, но и всем своим плюгавым телом очкарик.
Но Усатый сыграл с ним в незамысловатую игру, называемую «Попробуй отними!»
— Сначала ты мне скажешь, где проживает у вас тут дядя Петя…
— Петро? — не на шутку задумался очкарик. — Это который же?
— Ну, тот, что «добрый дядя Петя»… — медленно произнес Усатый, снова сунув деньги под нос собеседнику.
— А, этот! Так бы сразу и сказал! Толстый такой? Хороший мужик!
— Хороший?
— Хороший! Он мне завсегда в долг дает на бутылек, когда душа требует… Вот тебе кто нужен, мил человек! Добрый дядя Петя!
— И где же он живет?
— Дак рядом! Дачная улица, дом десять, первый подъезд, пятый этаж, квартира… Какая же у него квартира? Вот проклятый склероз! Девятая… Точно, девятая квартира!
— На тебе, отец, на сосиску с хреном! — сунув деньги в трясущиеся руки, обрадованно произнес Усатый. При этом он подумал, что поиски двух «телок», сбежавших из «бункера», кажется, подходят к концу…
6
Следующий рабочий день в «Панацее» я посвятил приему плановых больных. Среди, в общем-то, обычных и часто встречающихся заболеваний в этот день мне попался пациент с довольно занятным случаем психопатии. Это был мужчина средних лет с красными от бессонницы глазами по фамилии Кокорев.
— Не могу спать! — пожаловался он. — Как только закрываю глаза, сразу вижу себя в синхрофазотроне, который «бомбардирует» меня нейтронами. А потом я, как герой Баталова из фильма «Девять дней одного года», лежу при смерти, получив большую дозу облучения. Но самое страшное даже не это! Мне надоедает лежать в постели, я вскакиваю на ноги… И тут мои кости превращаются в труху, мускулы становятся фаршем из мяса, фасций, сосудов и крови… Через секунду от меня остается одно мокрое место. Представляете? И так всегда, стоит мне закрыть глаза…
— Что говорит психиатр? — поинтересовался я.
— Полностью разуверился в возможностях нашей психиатрии, — безнадежно махнул рукой мой пациент. — Я уже несколько раз лежал в разных клиниках, переплатил кучу денег всем этим «светилам психиатрии», а воз и ныне там. Нет, в клиниках я сплю, тут и говорить нечего. Но стоит мне оказаться дома, на родной постели, как начинается все сызнова.
В данном случае мне не понадобилось изучать историю болезни Кокорева слишком долго, не пришлось делать запросы в клиники, где он лежал. Я просто провел свою собственную диагностику доступными мне способами. В результате получил совершенно достоверную картину того, при каких обстоятельствах Кокорев заработал свое «заболевание». Оказалось, что он в очередной раз поругался со своей, теперь уже бывшей, супругой, у которой в гостях в тот момент как раз находилась ее приятельница, немного знакомая с «бабушкиными заговорами». Она-то в сердцах и наложила на беднягу так называемое «малое заклятье», сама того толком не осознав. Просто брякнула сгоряча молитву и тут же забыла об этом. А бедняга Кокорев, который в этот момент как раз смотрел свой любимый фильм «Девять дней одного года» по телевизору, потерял сон и «закодировался» на усыхание и медленную смерть.
Вообще-то, сам я стараюсь в дела колдунов не вмешиваться. У меня другая «профессия». Я диагност, и все. А «лечением» таких пациентов, или, точнее будет сказать, снятием заклятий с них, занимаются мои сотрудники — очень опытные колдуны и маги чуть ли не в пятом поколении. Им это как-то сподручнее. А я всего лишь врач-экстрасенс и моя задача «увидеть то, что не видят другие», как хорошо сказал о моей работе один очень известный писатель, которого еще при жизни филологи возвели в ранг классика.
Освободившись от текущих дел, я решил продолжить свое частное расследование причин, приведших к смерти моего бывшего родственника. Я вознамерился побывать в училище кулинаров, где обучалась Виктория, и разузнать о ней побольше от ее подруг и преподавателей. Я никак не мог отделаться от мысли, что именно она, Вика, сыграла роковую роль в судьбе Воробьева. Видит Бог, я не хотел так думать! После посещения роддома мне стало ее искренне жаль, но, с другой стороны, настораживал рассказ тренера Поддубняка…
Училище кулинаров находилось у «черта на куличках» — в Западном Бирюлево. Поэтому добрался туда я только к концу рабочего дня, когда не учащихся, ни преподавателей в училище уже не было. Правда, директора — седовласую женщину в больших роговых очках и с властными манерами — я все-таки повидал. Она разбирала в своем кабинете цветные фотографии, которые должны были украсить новые стенды.
Я не хотел открывать подлинных причин, приведших меня в училище, и потому представился писателем-криминалистом.
— Я работаю над очень трудной темой — подростковая преступность, — пояснил я.
— У нас обстановка с правонарушителями сложилась тяжелая, — со вздохом произнесла директриса. — Конечно, мы не самые плохие в нашей системе, и все же это неприятно. У нас в основном женский коллектив, причем много иногородних. Вот они-то и дают основной процент преступлений.
— Есть ли среди ваших воспитанниц девушки, так сказать, легкого поведения?
— Есть, конечно, но мы стараемся их выявлять и отсеивать…