Схватка с преисподней
Шрифт:
11
С молодой супружеской парой Саидом и Саидой Исраиловыми Лепила познакомился еще в свою студенческую бытность. Они учились на одном курсе в Первом московском медицинском институте имени Сеченова, но в разных группах. И если Артем Тосканио предпочел после третьего курса специализацию дерматолога-венеролога, то Исраиловы всерьез занялись инфекционными болезнями, что и определило их специальность на долгие последующие годы как врачей-инфекционистов.
Лепила слышал о том, что Саид теперь занимал высокий пост при правительстве в Таджикистане,
Встреча с семейством Исраиловых у Лепилы прошла, что называется, на высшем уровне. Его встретили в аэропорту не просто как частное лицо, а как самого дорогого гостя, чуть ли ни полномочного представителя Министерства здравоохранения России.
Когда почетный эскорт из трех машин остановился у роскошного особняка в самом центре Душанбе, Лепила наконец осмелился спросить у старого знакомого, сидевшего рядом с ним в черной «Волге»:
— Это твои личные апартаменты, друг?
— Ну что ты, — отмахнулся Саид, одетый в безукоризненный черный костюм-тройку. — Это служебная квартира… Я ведь, чтоб ты знал и не удивлялся, исполняющий обязанности министра в нашем департаменте. А у нас все еще кадры ценят, не то что в России…
— Вы меня, друзья, просто наповал убили! — заявил Лепила часа через два, когда ознакомился со всеми шестнадцатью комнатами двухэтажного особняка, которые обходил в сопровождении хозяйки дома, Саиды. — Я себя не считаю бедным человеком, но о такой квартирке даже мечтать не могу.
— Эх, приехал бы ты к нам год-другой назад… — невесело покачал изрядно облысевшей головой Саид. — Я же тебя так звал, так звал к нам в гости, а ты — все некогда, все дела… А теперь, друг, я тебя даже в горы не могу пригласить, чтобы устроить там достойный тебя отдых. Понимаешь, стреляют у нас в горах…
— Да уж знаю, — тяжело вздохнул Лепила. — После распада Союза много всякого происходит. Ничего не поделаешь. Все это и называется самоопределением. Что хотели, то и получили. Демократию!
— О чем ты говоришь! — отмахнулся Саид. — Какая у нас демократия? К феодальным отношениям вернулись. Мы-то еще живем хорошо по сравнению с другими… Какая это демократия, когда сейчас стало хорошо все то, за что раньше, при коммунистах, могли запросто засадить в зиндан. Многоженство — это хорошо! Наркотики — это совсем хорошо! Продажа детей в рабство — лучше не бывает… Бардак, да и только. И не надо мне говорить, что это все временные явления, плоды, так сказать, переходного периода. Глупости все это! Надо помнить собственную историю, а из нее то, скольких жизней стоил нашему народу уже один такой переходный период. Я имею в виду войну с басмачеством. И что? Поворот на сто восемьдесят градусов? Опять война! Только на этот раз басмачи хорошие, а большевики плохие… Нет, больше не могу об этом говорить… Пошли к столу. А то на голодный желудок разговаривать неудобно, ругаться хочется…
За не слишком обильным столом, а затем за разговорами друзья засиделись полночь — за полночь. Припомнили общих знакомых студентов и преподавателей, с которыми вместе постигали медицинские науки. А потом переключились на заботы и тревоги, беспокоившие Артема Тосканио.
Внимательно выслушав друга, Саид сказал:
— Вот что я тебе скажу. Ни с Расулом, ни с Нурали я не знаком, хотя слышал об их темных делишках. Они, видишь ли, из клана кулябцев. А этот мощный клан находится в оппозиции к нынешнему руководству Таджикистана, то есть к нам. У них свое правительство. И все же устроить переговоры с представителями оппозиции мы можем. Я попробую поговорить кое с кем из наших. Они могут все!
— Буду тебе очень признателен, — ответил Лепила, у которого от нахлынувшей из-за проходившей акклиматизации усталости, слипались глаза.
Два полных дня понадобились Саиду для того, чтобы навести справки о возможности проведения переговоров с нужными людьми в оппозиции и только на третий день он смог твердо сказать своему близкому другу, прилетевшему из Москвы, что тот может отправляться в дорогу.
— Тебя будут сопровождать наши военные.
— А далеко ехать? — спросил Лепила.
— Поселок Рафатык находится недалеко от города, сразу за Восточными холмами. Думаю, что за несколько часов вы сумеете съездить туда, провести переговоры, а затем вернуться обратно.
— Очень хорошо, а то я у тебя засиделся. Меня ведь дома ждут неотложные дела, мои больные, — сказал Лепила. — Надо срочно возвращаться в Москву.
— Хорошо, — пообещал Саид. — Ты сможешь улететь от нас прямо сегодня вечером. Место на самолет до Москвы я тебе абонирую из своей брони… Жаль только, что за эти дни я так и не успел показать тебе нашу городскую инфекционную больницу, рассказать много интересного о тех забытых инфекциях, которые возрождаются вновь. Ты бы удивился…
— Друг, я давно уже ничему подобному не удивляюсь, — грустно покачал головой Лепила. — У нас ведь тоже дела обстоят не лучше. Сейчас в Москве подхватить сифилис — раз плюнуть. И ладно бы половой — тут хоть знаешь, за что страдаешь, а то ведь подцепишь бытовой сифилис, попив воды из одного стакана после больного…
Небольшая колонна из трех джипов военного образца и двух БМП — боевых машин пехоты — достигла окраин поселка Рафатык к обеду. В сам поселок колонна втягиваться не стала. Туда вошли только доктор Тосканио, сопровождаемый пятью вооруженными солдатами из правительственной армии. Их встретили пятеро вооруженных моджахедов у развалин первого же дома. Как понял Лепила, такова была предварительная договоренность между двумя сторонами, ведущими переговоры. Обе пятерки, готовые в любой момент пустить в ход оружие, держались в напряжении.
— Какая неожиданная встреча! — вдруг услышал знакомый голос Лепила из соседнего глинобитного дома и из-за дувала высунулась голова Расула. — Я очень удивился, когда мне сказали, что ты еще жив и даже приехал сюда для того, чтобы поговорить со мной… Так говори! Зачем ты приехал? Чтобы умереть?
— Я только хотел узнать, чем это я перед вами с Нурали так провинился, что вы решили меня извести? Что плохого я вам сделал? По-моему, в Сочи мы были друзьями, да и после курорта…
— Тебе важно знать, за что тебя хотят убить?.. — не на шутку удивился Расул. — Хотя чужая душа — потемки. У нас сейчас могут убить за любой пустяк, за любую промашку. Даже за не вовремя сказанное слово!