Схватка с преисподней
Шрифт:
И тут же к подъезду с четырех сторон подскочили оперативники.
Мужчину в кепочке обезоружил опер Федоров. А вот капитан Вишин сплоховал. Молодому вору удалось вырваться из его рук, стукнуть кастетом по голове второго милиционера и скрыться за домом.
Не дожидаясь приказа, Воробьев выскочил из машины и со всех ног бросился догонять беглеца. Вор пытался как можно быстрее достичь противоположного конца улицы, где стоял грузовик. Но оттуда ему навстречу выскочили трое сотрудников милиции. Он резко остановился, выхватил из кармана пистолет и трижды выстрелил в сторону
Воробьев преследовал его минут десять, не давая передышки. Наконец вор окончательно выдохся, забежал в проходной дворик и, спрятавшись за мусорными баками, открыл огонь по Виктору.
Сколько раз уже за свою, в общем-то, недолгую жизнь слышал бывший старшина-пограничник посвист пуль над своей головой! Но то было в горах Чечни и Таджикистана, где он проходил срочную службу. А здесь, в центре Москвы, услышать такое он никак не предполагал. И отвечать ему было нечем. Пока еще младшему лейтенанту милиции, только-только зачисленному в штат, оружия не выдали. И тогда Воробьев решил схитрить и повторить трюк, который проделал однажды в горах Чечни, выкуривая из-за укрытия боевика. Он начал «качать маятник», то появляясь из-за угла дома, то прячась за соседним. Каждый такой «качок» заставлял белобрысого делать два-три выстрела. Когда же, по расчетам Воробьева, у того кончились патроны и он должен был, по крайней мере, перезарядить обойму, Виктор одним броском достиг укрытия, где сидел вор, и ударом ноги выбил у него из рук оружие, а затем передал задержанного подскочившим сотрудникам.
Когда практиканты возвращались в управление, Братеев поинтересовался у Виктора:
— Ты спортом занимаешься профессионально?
— А что?
— Да так! Хватка у тебя, как у истинного профи. Да и тренированность чувствуется. Столько пробежал и не задохся… Хочешь продолжить занятия в нашем «Динамо»?
— А я уже…
— Что «уже»? — не понял Роман.
— Занимаюсь. Скоро на первенство России выступать поеду.
— Иди ты! — не поверил Братеев. — И каким же видом спорта ты занимаешься?
— Борьбой. Выступаю в сборной Москвы в категории «до семидесяти девяти килограммов».
— Так ты тот самый Воробьев… — удивленно проговорил Роман. — Тогда все ясно! Как же я тебя сразу не узнал? Я же видел, как ты месяц назад нашего Гогу сделал. Это была классика!
…Прощаясь со мной, Братеев сказал:
— Александр Григорьевич, хорошо бы вам встретиться с бывшим тренером Воробьева. Он сейчас как раз у нас в «Динамо» работает. А когда мы впервые познакомились с Виктором, он сборную Москвы тренировал. Уникальный мужик!
— Да, я знаю, — сказал я. — Мне о нем Виктор рассказывал. Это Владимир Алексеевич Поддубняк.
— Так точно! — по-военному ответил тот.
Я пожал руку Роману и вышел на лестничную площадку.
«Вот таким образом началась служба Виктора в милиции, — подумал я. — А завтра, прямо с утра, надо будет наведаться к Поддубняку. Попробую побольше узнать о Викторе и его спортивных успехах…»
Думая так, я спустился вниз и, выйдя из подъезда, остановился, чтобы оглядеться вокруг. Не знаю, что подсказало
«Откуда он взялся в крупноблочном доме?» — задался я вопросом, задрав голову вверх. Кирпичу было взяться просто неоткуда. Разве что из воздуха…
Ночью мне привиделись люди без лиц. Точнее, нет. Лица этих людей скрывали маски, белые гипсовые маски с дырками для глаз и рта. Они окружали стройного мускулистого мужчину, в котором я без труда узнал Виктора Воробьева. Он не обращал на них внимания, его взгляд был устремлен поверх их голов, куда-то вдаль. А они, пытаясь привлечь его, размахивали руками, что-то наперебой тараторили, подпрыгивали, отталкивали друг друга…
3
Домой Рафаэль вернулся только на следующий день. Переживания и бессонная ночь отразились на нем так, что жена сразу заметила его осунувшееся лицо, темные круги под глазами.
— Иди, поешь, — сказала она.
— Не хочу, — вяло отмахнулся Рафаэль, скидывая с плеч пальто прямо на руки жены. — Пойду спать…
— А что это у тебя в кармане?.. — спросила Мария Ивановна через пару минут, когда Рафаэль, переодевшись в уютную пижаму, развалился на шикарном двухместном супружеском ложе из дорогого итальянского гарнитура.
Рафаэль открыл глаза и увидел в руках жены трусики их дочери.
— Это Каришины… — сонно пробормотал муж.
— Вижу, что не мои! — грозно сверкнув глазами, повысила голос Мария Ивановна. — Ты чего это себе позволяешь, старый кобелина?!
— Да ты что, Машка?.. — даже привстал на постели Рафаэль. — Это ж я взял их специально, чтобы отнести в милицию…
— Что же не отнес? — сбавила тон жена.
— Замотался с делами… Совсем про них забыл… Понимаешь?
— Не понимаю! — отрезала Мария Ивановна. — О дочери ты должен помнить всегда и всюду при любых обстоятельствах!
— Я о ней всегда помню! — твердо и даже как-то зло проговорил Рафаэль. — И поверь мне, больше ее никто и никогда не обидит!
— Вот как раз об этом нам с тобой и надо поговорить, — сказала Мария Ивановна, теребя девичьи трусики в руках. — Ты понимаешь, что Карише нельзя будет вернуться назад в школу? Пойдут всякие сплетни, слухи. Ей там житья не дадут всякие насмешники.
— Я об этом также думаю. Давай переведем нашу дочурку в другую школу. А что? Это идея! Новые люди, новые впечатления… Мы сможем даже устроить ее в какую-нибудь частную элитную школу в другом конце Москвы.
— Есть предложение получше, — заметила супруга Рафаэля, проходя в спальню и присаживаясь на край кровати.
— Слушаю тебя, — Рафаэль в настоящий момент олицетворял собой само внимание.
— Главврач больницы, где сейчас лежит Кариша, предложил поместить ее в закрытый частный центр для девочек, переживших насилие. Там очень хорошо: индивидуальные занятия, развитие способностей, изучение иностранных языков, а главное — психологические… Как это он сказал? «Психологическая кор-рек-ти-ров-ка», — по слогам произнесла Мария Ивановна трудное для нее слово.