Схватка за Амур
Шрифт:
– А ведь вы правы, моя девочка. Чего это я раскисла? Пока был жив муж, я давала роскошные балы, на которые съезжался весь Петербург, а вот друзей на простые вечера за чашкой чая приглашала с оглядкой – как бы не уронить честь царствующего дома. Даже на ученых академиков, которые мне читали лекции, Федор Федорович Брандт – по энтомологии, Константин Иванович Арсеньев – по истории и статистике…
– Простите, Елена Павловна, – перебила Катрин, – а для чего это вам?
– Как для чего? – удивилась великая княгиня. – Я же теперь сама хозяйка всего Михайловского дворца и могу приглашать кого хочу, невзирая на сословные перегородки. У гостей моих могут быть самые разные интересы, а я как хозяйка должна эти интересы понимать и поддерживать. Представляете, как это будет замечательно! – Великая княгиня вскочила и закружилась по гостиной, как влюбленная девочка. – Двери моего салона будут открыты каждому, в ком горит искра Божия – во славу и пользу Родины. А еще – надо как можно быстрее заняться здоровьем людей! У нас очень плохо дело с лечебницами для тех, у кого нет денег. Лечение бедных должно быть бесплатным! А прочитать мне лекции по медицине приглашу Николая Ивановича Пирогова. Слышали о таком? Это поистине великий хирург! Он сейчас на Кавказе, и там впервые применил для обезболивания эфирный наркоз! Представляете, люди перестали мучаться во время операции! Это же чудо!
Елена Павловна остановилась и повернулась к Екатерине Николаевне, следившей за ней восторженными глазами:
– Слушайте, Катрин, а давайте чего-нибудь по рюмочке выпьем? Хряпнем, как говаривал мой муж после очередного смотра полка.
Катрин согласно кивнула.
– А чего? Водки, вина, коньяку?
Катрин пожала плечами:
– Н-не знаю. Может быть, водки, я никогда ее не пробовала. – И торопливо добавила: – Правда, если только она хорошая.
– Плохой не держим. – Великая княгиня позвонила в колокольчик. Мгновенно появился лакей в ливрее. – Графинчик водки, самой лучшей, две рюмки и закуски, соответственно.
Лакей, как рыба, открыл и молча закрыл рот. Поклонился и исчез.
– Я, кажется, поразила его в самое сердце, – засмеялась Елена Павловна. – Видите ли, я вообще не пью – но сегодня можно. И даже нужно – по случаю моего выздоровления. Вернее даже сказать – воскрешения. А воскресили меня вы, Катрин. И мой вам за это низкий поклон.
И великая княгиня в пояс поклонилась юной генерал-губернаторше. Та смутилась и сказала первое, что пришло в голову:
– Вы стали совсем русской, ваше высочество.
– По-моему, Катрин, я была русской всегда. Даже когда знала по-русски одно слово – «спасибо». Помню, когда въезжала в Россию – мне тогда было шестнадцать лет, – встречавшие меня казаки кричали «ура!», я им кричала «спасибо!», и мне казалось, что я еду на родину, в свое отечество. Тогда еще отечество с маленькой буквы, но оно давно уже стало для меня – с большой.
– И ведь у меня тоже крепнет ощущение, что я в своем Отечестве, – все еще смущенно призналась Екатерина Николаевна.
Елена Павловна подошла к ней и крепко поцеловала:
– Я на это могу сказать лишь одно: моему милому пажу Николаше необыкновенно повезло с женой.
От таких слов на глаза Екатерины Николаевны навернулись слезы, и это не укрылось от глаз великой княгини.
– Что с вами, милая Катрин? – встревожилась она.
– Что со мной? – Екатерина Николаевна хотела спокойно промокнуть непрошеную влагу и ответить что-нибудь в духе: «Не волнуйтесь, ваше высочество, это минутная слабость», – но голос дрогнул, и все ее спокойствие рассыпалось-разлетелось в мелкие дребезги, как оконное стекло под порывом ветра. Она неудержимо разрыдалась.
– Боже мой, да что же это такое?! – Елена Павловна так разнервничалась, что топнула ногой на слугу, появившегося с подносом, на котором стояли и графинчик, и рюмки, и тарелки с закусками. Слуга от нежданной резкости своей всегда деликатной госпожи остолбенел, снова молча открыл и закрыл рот, потом поставил поднос на стол и исчез. – Ну что же вы молчите, дитя мое?
– Простите, ради бога! – Екатерина Николаевна вытерла лицо насквозь промокшим платком и глубоко, с дрожью, вздохнула, загоняя в глубь души не успевшие вырваться рыдания. – Это от вашей незаслуженной похвалы. Николаю Николаевичу вовсе не повезло: что я за жена, если не могу самого простого – родить ему ребенка?!
– Не можете? Но почему?! – Елена Павловна села рядом и заглянула ей в лицо. Екатерина Николаевна сидела, опустив глаза, и комкала в пальцах мокрый платок. – Расскажите, Катрин, вам станет легче, и, может быть, я чем-нибудь смогу помочь.
Екатерина Николаевна отрицательно помотала головой.
– Боюсь, что тут уже ничем не помочь. Я думаю, в этом повинна моя первая любовь, – начав вполголоса, почти шепотом закончила она.
– Это как же так? – удивилась великая княгиня.
– Да вот так, – вздохнула Екатерина Николаевна. – Сидит она во мне, как злой дух, и не позволяет родить.
– Глупости! – возмутилась Елена Павловна. – Какие глупости вы говорите, девочка моя! Любовь не может быть злым духом, это исключено! Иначе это – не любовь!
– Нет, дорогая Елена Павловна, это правда. Однажды я забеременела, но случилась встреча с Анри, и я… – Екатерина Николаевна запнулась, ей было стыдно и страшно облечь в слова то, что произошло почти два года назад.
– Вы с ним снова… сблизились?
– Нет! Нет! – почти вскрикнула Екатерина Николаевна. – Я слишком переволновалась и… и скинула дитя. – Все-таки она это произнесла, и, как ни странно, ей стало легче. По крайней мере, легче говорить. – Вот с того времени ничего не получается. И я не знаю, как теперь быть. Наверное, надо рассказать все Николаю Николаевичу и – будь что будет!
– Не торопитесь. – Елена Павловна даже пальчиком покачала из стороны в сторону, затем встала и прошлась по комнате, что-то обдумывая. Екатерина Николаевна следила за ней с затаенной надеждой: а вдруг и впрямь поможет!
Великая княгиня остановилась перед ней:
– Скажите, Катрин… только честно, как на исповеди… – Екатерина Николаевна согласно кивнула. – Вы мужа любите?
– Мне кажется, что я люблю его с каждым днем сильнее и больше.
Елена Павловна удовлетворенно кивнула.
– А где сейчас ваш прежний возлюбленный?
Екатерина Николаевна пожала плечами:
– Не знаю. Наверно, во Франции. Мне это неинтересно.
– Ну, тогда все будет хорошо. На вас действует не злой дух, а психологический шок от выкидыша, он со временем пройдет. Обязательно пройдет! А теперь давайте все-таки выпьем!
3
– О-о-о! А-ах-х! – Элиза выгнулась дугой, раскидывая руки.
Дзинннь! Задетый бокал с приготовленной на ночь брусничной водой улетел с прикроватной тумбочки куда-то в угол и разбился.