Схватка за Амур
Шрифт:
…и ниже – в полные, явно крепкие руки с расставленными локтями – из-под правого высовывался уголок детского «конвертика»: кормилица усыпляла ребенка, держа его на весу. На спине, между лопатками, чернели четыре крупные родинки, образующие почти идеальный квадрат. Когда-то давно Анри видел эти родинки при свете свечи: он полулежал, опираясь на локти, а Коринна сидела спиной к нему, обхватив раздвинутыми коленями его бедра; она быстро двигалась вверх-вниз, чуть слышно вскрикивая при каждом движении, а он смотрел на прыгающий перед глазами квадрат из родинок, чувствовал с каждым движением приближение восторженного блаженства, и ему было невыразимо хорошо…
67
– Коринна. – Анри произнес ее имя чуть слышно, чтобы невзначай не разбудить Анюту.
Кормилица обернулась – это была действительно она, его первая любовь. Конечно, уже не та хорошенькая девушка, за которой он подглядывал, сидя на груше, которая непринужденно и в то же время бережно забрала себе его невинность, а взамен подарила чудо обретения себя как мужчины – она немного располнела в бедрах, как всякая рожавшая женщина, однако это ее не портило, наоборот, придавало особую привлекательность, и Анри вдруг почувствовал, как в нем шевельнулось желание.
Коринна улыбнулась ему, встала, оставшись лишь в юбке, нисколько не стыдясь своей полуобнаженности, и отнесла малышку в комнатку для новорожденных и грудничков. Вернулась, раскрыла постель и посмотрела на Анри – тот продолжал стоять с другой стороны кровати. Тогда она развязала на юбке шнурок – та неслышно соскользнула на пол, обнажив бедра, чуть выпуклый живот и все остальное, – и легла на спину, представ глазам Анри всей прелестью красивой зрелой женщины.
– Заприте дверь и идите ко мне, – сказала она негромко и внятно. – Вам сейчас это очень нужно.
Потом, с трудом оторвавшись друг от друга, они легли рядом, глядя в потолок – там дрожали солнечные зайчики – отражения от луж на дорожках сада. Анри было очень хорошо, и оттого он чувствовал себя виноватым и перед Настенькой, и перед мужем Коринны.
– Вы себя ни в чем не вините, – словно подслушав его мысли, заговорила она. – Муж мой умер полгода назад, когда я была беременна Жанеттой. Дерево неудачно срубил, его и пришибло. Я тогда чуть не скинула, но Бог миловал. Три месяца как родила, молока полно, а тут ваша история. Ужас! Я видела вашу жену – очень славная девочка… была… – Коринна всхлипнула и пожала его руку, вытянутую вдоль тела. Он ответил на пожатие. – И перед ней не винитесь, она вас не осудит – жизнь есть жизнь.
– А где твои дети? – спросил он. – Сколько их? Ты, помнится, хотела трех.
– Запомнили? – тихо засмеялась она. – Двое у меня – Франсуа и Жанетта. Теперь будет четверо.
Анри, не поняв, повернул к ней голову, а она повернулась к нему вся, приподнялась, подоткнула подушку и посмотрела прямо глаза в глаза. Взгляд его был печальный, нет, вернее сказать – грустный и в то же время в глубине серых глаз таился какой-то теплый свет.
– Ну, как же, – ответила она на его немой вопрос, – Никита и Анна теперь тоже мои. Кто-то должен заменить им маму – почему бы не я? Нет-нет, – заторопилась она, испугавшись, как бы Анри не подумал чего-нибудь такого, – вы не должны на мне жениться, но вы еще молоды и через какое-то время женитесь, а пока дети могут быть со мной – я им буду неплохой… – она запнулась, – воспитательницей. Ну и кормилицей. Ваша Анна-Жозефина и моя Жанетта спят сейчас рядышком…
– Это очень хорошо, – сказал Анри. – Просто замечательно! Ты одним махом освободила меня от кучи проблем. Решено: ты остаешься за хозяйку!
– Что значит «остаешься»? Вы уезжаете?
– Да, уезжаю. И надолго. У тебя в деревне большое хозяйство? Есть кому передать?
– Деверь мой спит и видит, как бы хозяйство брата к рукам прибрать.
– Ну и пусть прибирает! Мой дом и все имение теперь в твоем распоряжении. Я скажу Байярду. Пусть наши дети растут, как братья и сестры.
В ее темно-карих глазах плеснулось изумленное непонимание, всего на мгновение, и тут же сменилось согласием:
– Уж не знаю, что из этого выйдет, но – спасибо! Вы такой добрый!
– Я – не добрый. – Серые глаза Анри сузились и потемнели. – Я сейчас очень недобрый и буду таким, пока не отомщу одному человеку – за все, что он совершил!
Лицо Анри исказила злая гримаса, и он замолчал. Коринна тоже молчала. Потом осторожно погладила его по щеке. Он расслабился, схватил ее ладонь и поцеловал. Она испуганно отдернула руку, но он ее не отпустил, а наоборот, потянул к себе, и Коринна соскользнула с подушки в его объятия.
– И не зови меня на «вы», – шепнул он между поцелуями. – «Ты» и только «ты»!
3
Через неделю Анри Дюбуа вошел в кабинет виконта де Лавалье. Хозяин поднялся ему навстречу, выразил соболезновение в связи с безвременной утратой любимой жены и поинтересовался его планами.
– Благодарю, господин виконт, – сдержанно ответил Анри, – хотя и удивлен, что вам об этом известно.
– Разведка, – виконт развел руками, как бы говоря: что поделаешь, служба обязывает. – Вы все-таки не чужой нам человек.
Анри понимающе кивнул:
– А план у меня один – отомстить за убийство Анастасии.
– Вы полагаете, ее убили?
– Я не полагаю. Это – факт. И я знаю, кто убийца.
– Кто же, если это не секрет?
– Генерал Муравьев. Он прислал моей жене отравленное письмо. Оно теперь всегда со мной. И я заставлю генерала прочитать его вслух, чтобы он вдохнул в себя яд, пропитавший бумагу, и испытал все то, что испытала несчастная Анастасия.
– Значит, вы принимаете мое предложение вернуться?
– Да, если оно не изменилось в связи с произошедшими событиями.
Анри имел в виду военный переворот, совершенный 2 декабря 1851 года президентом Франции Луи Наполеоном, разогнавшим национальное собрание и государственный совет, которые, по его словам, связывали его по рукам и ногам; переворот, превративший президента в военного диктатора, который, правда, продолжал прикрываться республиканской демократической мишурой. Его, Анри, это никак не касалось, он и узнал-то о перевороте лишь в Бержераке, но изменения могли произойти в «Сюртэ Женераль».