Схватка
Шрифт:
Жидкое мыло с какими-то ароматическими добавками, вполне пристойные мочалки и бритвы — сразу несколько, на выбор. И все без яда — я проверил даром мертвых эльфов.
Последний слуга занес ворох одежд, уложил на лавку осторожно, словно одежды были из стекла. Навскидку — килограммов пять, на выбор подштанники, штаны, рубахи, камзолы, все, чего душа пожелает. И неброское, и по-моему размеру — все как я просил. И тоже без яда — я проверил.
Дурное настроение, рожденное сегодняшним поражением от Таленка, рассосалось. Я блаженствовал в горячей воде, как самурай, отдыхающий от ратных подвигов.
Я блаженствовал…
За стенами ротонды в парке Алые несли свою службу. В коридоре ротонды — тоже Алые. Так просто меня не возьмешь… Над головой дрыхнут в своих комнатах Шутейник, Эвлетт и Бернхотт. Костяк моей команды. Шестеренки власти медленно вращались, запущенный мной механизм, хоть в него и старались подсыпать песку, работал: брат Литон и Алые бессменно выносили и складировали у главных врат дворцового комплекса винные запасы Растара. Завтра сложный день… А послезавтра — еще сложнее. Послезавтра решится — быть моей власти или нет. Реальной власти, разумеется, а не того дутыша, который я имею сейчас.
Таленк — один из главных центров силы Санкструма, это я понимал превосходно. Власти у него — больше даже, чем у всех фракций. Эта темная лошадка знает, к чему стремится. Его власть не только над Норатором, это я тоже превосходно понимаю… Опаснейший противник. Возможно, самый опасный из всех, с кем доводилось сталкиваться, за исключением Ренквиста. Но Ренквист — далече, а Таленк — вот он, рядом. Ну ничего, и с ним справимся, дайте только получить Большую печать.
Я подбавил горячей и с наслаждением погрузился по самый подбородок… Тусклый свет ламп не резал глаза.
Большая имперская печать… Эта штука посильнее моего мандата и царского скипетра в придачу. Кстати, мало кто в курсе, что царский скипетр — всего лишь эволюционировавшая дубинка племенного вождя, которой он наводил порядки в своем стаде… Где этот кот, интересно, шастает? Надо будет науськать его на своих врагов…
Наверное, я уснул. Так бывает. И бывает, что люди, уснув в горячей воде, сползают на дно ванной и захлебываются.
Разбудил меня громкий протяжный шорох. Это был звук, которому не полагалось раздаваться в купальне, ибо из живых существ был только я, а звук, несомненно, издавало что-то живое.
— Шутейник?.. Эвлетт? Кто здесь?
Эвлетт… Эх, мужчина, переоцениваете вы свою привлекательность… Да-да, конечно, она ночей не спит — все ждет, когда вы изволите залезть в ванную, чтобы прийти и предложить себя…
Я завертел головой, и, наконец, установил источник звука.
Несмотря на горячую воду, по телу прошли ледяные мурашки.
Из-под вороха одежд выбиралось гибкое змеиное тело, вытекало, ртутно сверкая, как струя живого белого металла. На спине какие-то наросты… И, вроде бы, я вижу маленькие, практически рудиментарные лапки…
Я решил, что у меня галлюцинация. Резко сел в ванной. Змеи глухи, но эта, кажется, была исключением из правил. Она свилась в блестящий клубок и повернула ко мне голову — неожиданно крупную, по сравнению с телом, уродливую, с вытянутым рыльцем и огромными белыми глазами.
И сама она была такой… блестяще-белой, не похожей на змей, что я видел на картинках… Змея-альбинос…
— Кршшшчччч… — прострекотала она. И прыгнула на меня, растопырив слюдяные прозрачные крылья.
Я перевалился через борт на холодные мокрые камни, подломил руку, едва не сломал ее, и откатился к очагу. Змея приземлилась на бортик ванной. Застрекотали слюдяные крылья. Белая крупная голова начала поворачиваться ко мне.
— Кршшшчччч!
Тварь сделала новый прыжок. Я едва успел откатиться, вскочил на ноги. Змеи не умеют ползать по гладкой поверхности, но этой было плевать — зацокали по камням крохотные лапки. Быстро-быстро.
Я ушлепал за ванную, но зараза этакая чуяла меня прекрасно. Она выбежала из-за ванной, растопырила крылья и снова прыгнула с пола, целя мне в лицо. Я упал на бок, пребольно ударившись локтем, а перед глазами застыла картинка: растопыренная пасть с крохотными но острыми, как чумная зараза, зубами-иглами. Ядовитыми, конечно… Твари, что прыгают на противников покрупнее, не думая о самозащите, несомненно, оснащены ядовитыми зубами.
— Кршшшчччч!
Змея отрезала меня от двери. Она поводила головой из стороны в сторону, фиксируя каждое мое движение, и я только сейчас заметил, что она слепа — на месте глаз два пульсирующих белых нароста. Тварь прыгала на слух!
Вот тебе и глухая змейка…
Скрипнула дверь и в проеме показалась здоровенная кошачья ряха. Глаза у кота были круглые, отблескивали золотистым в полумраке. Морда выражала живой интерес в стиле: «А что это вы тут делаете, а?».
— Шурик!
Кот втиснулся в баню, с отвращением переступив лужу, и увидел змею. Тут же превратился в струну, до того напряглась каждая мышца тела.
Слепая тварь застрекотала, разворачиваясь к новому противнику.
Кот-малут, припав к камням, повел себя как обычный домашний кот, увидевший подходящую добычу. Мотанув задом для прицеливания, он прыгнул на змеюку одновременно с ее прыжком, ловко сбил лапой в полете, придавил и деловито, с хрустом отгрыз ей голову — и все это за какую-то секунду, быстрее, чем я успел моргнуть.
Затем он, не глядя на меня, начал с аппетитом пожирать добычу, которая еще извивалась в агонии.
В ворохе принесенных одежд был ловко скрыт картонный тубус, куда спрятали слепую змейку. Он пах какими-то травами. Очевидно, тварь одурманили отваром и поместили в тубус, затем, когда дурман схлынул, она прорвала легкую преграду — на торцах тубус был прикрыт тончайшей бумагой — и выбралась наружу. Ну а после… Видимо, эта пещерная тварь охотилась на слух, а шумел в бане только я…
Очень хитро. Очень ловко. И совсем не местечково. На мое устранение работали, не покладая рук, все провластные фракции. А дар эльфов не учуял яда… Видимо, он не мог почувствовать яд в живом теле… ибо был даром мертвецов.
Когда я одевался, стремясь унять дрожь, что-то мохнатое потерлось о мои ноги.
— Уаррр! Уаррр!
На его языке это означало, видимо: «Кушать! Кушать!»
Кот принес мне лучшее и вкуснейшее, чем обладал на данный момент — змеиную голову, и очень удивился, когда я завернул ее в платок и спрятал в карман.