Швейцарские горки
Шрифт:
Что было потом, когда она ее вскрыла, Женя вспомнить уже не могла — ей просто стало плохо. Она хотела сразу позвонить в Москву отцу, но даже не смогла набрать номер. А потом решила позвонить Ледникову, потому что больше ей звонить в Берне некому. Позвонив, она выбралась на крыльцо и стала ждать, поняв, что к телефону она все равно подойти уже не сможет…
— Как-то все слишком глупо, — скорчил недоуменную физиономию Немец. — Не станет нормальная швейцарская фирма заниматься рэкетом в духе тамбовских братков…
— Фирма
— И потом, что за деньги, прости господи! — не мог успокоиться Немец. — Гроши за собачий корм.
— Ты же понимаешь, что стоит начать, неминуемо последует и продолжение.
Женя слушала их испуганно.
— Вы не представлете, кто это может быть? — спросил Ледников.
Но она только сжалась в комок.
— Заметь, — повернулся Ледников к Немцу, — они узнали, что она звонила на фирму буквально в тот же момент.
— И что это значит? Что они все-таки как-то связаны с фирмой?
— Скорее, что ее телефон прослушивают.
— Но зачем? Чего они этим добиваются?
— Чего-то добиваются…
И тут Женя отчаянно разрыдалась. Пришлось снова ее успокаивать. На какое-то время она затихла в кресле. Ледников и Немец переглянулись и вышли на кухню.
— Оставлять ее одну в таком состоянии нельзя, — негромко сказал Немец. — Еще один звонок с восточным акцентом, и она просто не выдержит, с ума сойдет.
Ледников рассеянно кивнул, думая о чем-то своем.
— Одна она тут с ума сойдет, — настойчиво повторил Немец.
— Хочешь сказать, что кому-то придется с ней остаться?
— Не кому-то, а тебе. Не мне же! Утром я за тобой заеду. Если что — звони.
— Надеюсь, на сегодня программа исчерпана.
Проводив Немца до калитки, он какое-то время постоял в небольшом дворике, глядя на чужое небо над головой. Уже стемнело, становилось ощутимо прохладно. В доме напротив не горело ни одного окна. Тишина была удивительная. Хорошо бы убедить Женю отправиться спать, а самому подвести некоторые итоги по поводу увиденного и услышанного.
Женю он нашел на кухне, она готовила кофе. Ледников остановился в двери, глядя на нее. Женя обернулась и неожиданно улыбнулась. Но улыбка эта выглядела виноватой.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— За что?
— Спасибо, что согласились побыть со мной. Одна я бы не выдержала.
— У вас что тут действительно нет никого? Вам некому позвонить?
— Действительно. От наших я держусь подальше. Швейцарцы… Они вообще с чужими сближаться не любят.
— А ваш бывший муж?
— Я не могу его видеть.
— А он? Может, он вас по-прежнему любит и мечтает помочь… Такое бывает между бывшими супругами.
— Бывает. Но здесь другой случай. Он куда-то пропал, и я даже не знаю, где он сейчас находится.
— Может быть, вам вернуться в Москву?
Женя покачала головой.
— Все дело во мне самой. И в Москве мне будет так же плохо, как и здесь. А может, еще хуже, потому что безнадежнее. Я всегда была одинока и никогда не могла сходиться с людьми. Страдала из-за этого, переживала, но ничего не могла поделать. Аня была моей единственной подругой. Наверное, она меня жалела…
Женя разлила кофе по чашкам, протянула одну Ледникову, сама подошла к окну. Она стояла с чашкой кофе в руке и смотрела в тьму за стеклом. Видимо, это была ее привычная поза. Высокая, красивая, ухоженная молодая женщина, глядя на которую нельзя было представить, что она измучена комплексами и страхами.
— Наверное, вы скажете, что есть еще мужчины…
Ледников ничего такого говорить не собирался — не хватало еще ему разбираться в чужих романах и любовных историях. Но Женю его молчание не остановило.
— В студенческие годы у меня была пара каких-то бессмысленных романчиков… Все вокруг постоянно разбивались на парочки, ну и я тоже решила соответствовать… А потом, уже после института случилась эта история… Появился человек, очень хороший, порядочный и интересный, с которым все вроде бы было серьезно, но и как-то странно, ущербно. Что-то у нас никак не выходило, не складывалось… Я, разумеется, думала, что дело во мне, в моих комплексах и холодности, за которую я всегда пряталась. И вдруг выяснилось, что он… импотент. Представляете себе? Какой-то врожденный порок, неизлечимый.
А я уж чего только не напридумывала по поводу того, почему у нас ничего не получается…
Ледников молчал, зачем-то скребя ложечкой по дну чашки.
— Ну вот. А потом он закончил жизнь самоубийством… Повесился. Оставил записку, в которой просил у меня прощения. Его несчастная мать меня возненавидела. Она внушила себе, что это я довела его до самоубийства. По-моему, она даже не знала, что с ним…
— Так часто бывает. Родители или ничего не знают о проблемах своих детей, или не знают, что с этим делать.
— Наверное. Но эта женщина, его мать, она стала меня преследовать. Это стало смыслом ее жизни. Мне кажется, она сошла с ума от горя. Она звонила мне домой, на работу, моим родителям… Потом писала жалобы в прокуратуру — обвинила меня в доведении ее сына до самоубийства. Меня стали допрашивать. Представляете эти разговоры у следователя?
— Легко.
— Ну да, вы же знаете, как это бывает.
— Я сам допрашивал.
— Но мне не очень повезло со следователем. На вас он был мало похож. Такой противный, грубый, с ухмылками. Его больше всего интересовали подробности… После этого я и уехала. Вернуться в Москву и постоянно жить в ожидании очередной встречи с этой несчастной женщиной… Я не смогу.