Швейцарский Робинзон
Шрифт:
Добытый минерал мы складывали возле очага Палаточного дома, прокаливали на огне, охлаждали, размельчали до порошка и оставляли лежать до той поры, пока вплотную не займемся внутренним убранством пещеры. Теперь для этой цели я решил использовать гипс, а доски приберечь.
Приблизительно спустя месяц после лова сельди, давно уже покинувшей бухту Спасения, в наших краях появилась другая рыба — осетры, [40] белуги [41] и лососи, такие огромные, что Жак принял их за молоденьких китов. Они шли к пресной воде, поднимались вверх по течению к истокам реки, откладывали там икру меж камнями, а потом удалялись в море.
40
Скорее всего автор имеет в виду китайского осетра, хотя использованное в тексте слово обозначает атлантического (балтийского, немецкого) осетра.
41
Белуга в океанах не водится. Ареал ее обитания ограничен Каспием, Черным, Азовским и Адриатическим морями.
Нам снова выпала удача, снова представилась возможность пополнить зимние запасы продовольствием. Да еще каким! Не знали только, чем эти рыбины ловить. Каждый придумывал свое средство. Фриц сделал из веревки и веретена нечто вроде гарпуна. Я, словно Нептун, [42] взял трезубую мотыгу. Эрнст схватил первый попавшийся большой рыболовный крючок, а Жак привязал свои стрелы к круглым поплавкам, чтобы раненая рыба не ушла под воду.
Вооружившись так, мы снова направились к берегу. Эрнст насадил на крючок в качестве наживки потроха пойманного недавно лосося, забросил его в воду и терпеливо ждал, когда начнет клевать. Жак послал несколько стрел на врага, но каждый раз промахивался, а когда попал в конце концов в цель, так чуть не задохнулся, волоча к берегу сопротивляющуюся рыбину. Мне повезло пронзить двух, но, чтобы окончательно усмирить их, пришлось войти в воду. Эрнст поймал тоже на крючок молодую белугу и притащил ее на берег, естественно, при содействии матушки и Франца. Труднее всего было несчастному Фрицу: он загарпунил одного преогромного осетра, которого едва удерживал на привязанной к веретену веревке. Я подбежал, вогнал в тело великана еще два гарпуна и утихомирил таким образом строптивого. Мы вытащили его на мелководье, набросили петлю, пропустив через жабры, а потом с помощью буйвола доставили на берег.
42
Нептун — бог текучих вод и водоемов в Древнем Риме; впоследствии был отождествлен с греческим Посейдоном и стал богом морей; изображался с трезубцем в руке.
Что и говорить, вся наша добыча была великолепна. Мы потрошили ее и делили. Я разрезал каждую рыбину на равные доли, солил и укладывал в бочки точно так, как это делал с селедками. Матушка отваривала тушки в соленой воде, закладывала в бочонок и заливала растительным маслом для длительного хранения. Приблизительно так консервируют тунца в странах Средиземноморья.
Рыбьи пузыри мы тщательно чистили, промывали и кипятили в воде; потом клейкую массу собирали, охлаждали и высушивали. Получался прекрасный клей, годный не только для простого склеивания, но и для изготовления оконных стекол. Точнее, я намеревался использовать его в будущем вместо настоящего стекла.
Возделанный нами огород у Палаточного дома буйно разросся и, против всякого ожидания, дал богатый урожай овощей отличного качества. Особенность этого огорода состояла в том, что растения здесь развивались как бы независимо от времени года. К примеру, в летний период некоторые из бобовых и посевной горох находились еще в поре цветения, другие же давали вполне зрелые плоды. Занимались мы грядками не особенно много, а вознаграждены были по-царски: кроме обычной, служащей приправой к пище зелени получили великолепные огурцы и дыни, турецкие зерна, или кукурузу необыкновенной величины. Хорошо принялся сахарный тростник, посаженные на выступе скалы ананасы пустили корни и в будущем обещали дать хороший урожай.
Были у нас еще и другие плантации. Но из-за дальности и недостатка времени посещали мы их редко. Теперь же, когда основные работы в Скальном доме были закончены, появилась возможность осмотреть и эти владения. Но сначала хотелось посетить Соколиное Гнездо, чтобы немного отдохнуть и запастись нужными инструментами. Путь наш лежал мимо поля, где матушка выкапывала картофель и заполняла освободившиеся лунки семенами зерновых культур, обычных для стран Европы: пшеницы, ржи, ячменя, вики, проса, чечевицы… И все это теперь созревало, колосилось — любо-дорого смотреть! Как тут было не поблагодарить матушку за усердие и предусмотрительность!
Отдельно следует сказать о кукурузе особого сорта, называемой иначе турецкими зернами. В свое время мы посадили для пробы всего лишь два зернышка этой культуры возле Палаточного дома, а здесь, у Соколиного Гнезда, она разрослась сейчас так, что заполнила всю огромную плантацию, привлекая к себе тех, кто любит не трудиться, а лакомиться. Подойдя поближе, мы увидели не менее двадцати дроф, жадно клюющих початки. Завидев нас, птицы, недовольно хлопая крыльями, обратились в бегство. Собаки наши, почуяв добычу, ринулись в кукурузу и вспугнули другую стаю более мелких птиц. Фриц тоже не медлил — сорвал повязку с глаз орла, сидевшего у него на ягдташе, указал рукой на убегающих дроф и сбросил пернатого охотника им вслед. Сам же вскочил на кваггу и помчался как угорелый за своим воспитанником.
Мы стали свидетелями захватывающего боя, разыгравшегося в воздухе. Орел скоро заметил добычу, взлетел ввысь и закружил над беглецами, выбирая жертву. Дрофы тоже его увидели, забеспокоились и стали принимать меры — то собирались вместе, то разлетались, то опускались почти до земли, явно ища укрытия и спасения от зоркого орлиного взгляда и страшных когтей. Но орел продолжал преследование; он выбрал самую большую и самую красивую дрофу и принудил ее спуститься к земле. Та пыталась уйти, вывернуться, но напрасно — орел почти сразу настиг беглянку, вцепился когтями ей в спину, стал бить крыльями, ударять клювом, ослабляя силы своей жертвы.
Тут показался Фриц. Он соскочил с Быстроножки, набросил носовой платок на голову дрофы, связал ей ноги, снова надел повязку на орла и посадил его на прежнее место. Потом издал клич, призывающий нас поторопиться.
Остаток дня мы провели в Соколином Гнезде. Занимались шелушением и упаковкой привезенного на хранение зерна и подготовкой к походу. Еще было решено выпустить на свободу стайку кур и петухов, четырех молодых свинок и нескольких коз — пусть растут и размножаются на воле, а позже послужат нам дичью. Принятая мера была вынужденной — стадо непомерно быстро разрослось, и мы больше не могли обеспечить его кормом.
На следующее утро встали ни свет ни заря, уложили груз на телегу, дали корм и питье оставшимся животным, вооружились и отправились в путь. В телегу запрягли корову, буйвола и серого осла. Фриц на Быстроножке скакал впереди, он обязан был выбирать дорогу и предупреждать об опасности, если таковая возникнет.
Мы снова пошли не прямо, а в обход и, оказавшись между берегом и отвесной скалой, решили наконец получше познакомиться с окрестными местами — от Соколиного Гнезда до залива по другую сторону, от Вышки и до мыса Обманутой Надежды.
После довольно утомительного марша мы достигли опушки леска на той стороне и увидели небольшую, поросшую низкорослым кустарником равнину, изумившую всех своим необычным видом. Первым опомнился Франц, воскликнув:
— Боже мой, снег! Смотрите, снег! Как красиво! Здесь настоящая зима!
Мы посмеялись над фантазиями младшенького, однако сами удивились не меньше него: все кусты и земля вокруг были усыпаны белыми и легкими, искрящимися, точно снег, хлопьями. Я, конечно, сразу догадался, что это такое, а исследовательский дух Фрица подтвердил мою догадку. Это был хлопок! Семенные коробочки на кустах созрели и потому лопнули, обнажив пушистое содержимое, а ветер подхватил пушинки и разнес их по сторонам, развесил снежными шариками на зеленых ветках. Радость была всеобщей, но каждый выражал ее по-своему. Матушка сразу принялась перечислять, что можно теперь изготовить из хлопка, и потребовала безотлагательной поставки ей необходимого оборудования.