Сибирь 2028. Армагеддон
Шрифт:
– Отставить! – среагировал я, ударяя по арбалету, который она уже вскинула.
Стрела проткнула калорифер, со звоном умчалась пустая консервная банка. Ольга попятилась, мертвецки побледнев, села на алюминиевую раму, та отпружинила, подпрыгнула, едва не прихлопнув девушку. Я просто наслаждался ее растерянностью.
– К-кто это? – заикаясь, пробормотала она.
– Не поверишь, это собака. Принимаю взятки борзыми щенками, знаешь ли. – И поцокал языком, поманил лопоухого: – Заходи, Молчун, чудо пропащее, будь как дома, трус бесстыжий. – И когда потерявшийся ретривер, о котором я, честно говоря, начал забывать, перемахнул через гору мусора и, пристыженно виляя хвостом, зарылся мне в ноги, я радостно засмеялся, принялся его лохматить, теребить. Пес
– Завел, блин, котенка, – презрительно фыркнула Ольга, но стала как-то ненароком приближаться, протянула руку, чтобы погладить моего питомца. Молчун не возражал, клацнул зубами, а когда она испуганно отдернула руку, миролюбиво что-то пробурчал и потерся кожаным носом о ее штаны.
– Скорее, козленка, – поправил я. – Трус отчаянный, рванул от диких собак, зато до этого спас мне жизнь, за что я ему премного благодарен. Вообще-то парень неплохой, мягкая оптимистическая натура, тонкое чутье – иначе как бы он здесь оказался? Знает, кто может его покормить… – С этими словами, мысленно ужасаясь по поводу иссякающих запасов, я вскрыл банку с перловкой и сунул ему под нос.
– Что ты собираешься делать? – буркнула Ольга, глядя, как собака буравит «кожаным» носом сухую крупу.
– Собираюсь в обозримом будущем выйти в люди, прогуляться до Коммунального моста, найти подходящее средство для переправы и двинуть в Снегири, – не без достоинства отозвался я. – Если погибну, то хотя бы в процессе какого-то занятия. Можешь иронизировать, сколько влезет. И про вечную любовь, и про общество утопического блаженства. Все равно ты с нами не пойдешь.
– Почему это я с вами не пойду? – возмутилась Ольга.
– А ты пойдешь? – Я засмеялся, а она смутилась. Я понимал, что идти осиротевшей барышне некуда. В подземелье хозяйничают людоеды, все ликвидное уже растащили. Если и уйдут, «квартира» все равно останется под колпаком. При желании она может, конечно, вернуться в свой квартал, заняться партизанской деятельностью, но что-то мне подсказывало, что «амазонки» тоже предпочитают спокойную жизнь. А иные за свою спокойную жизнь готовы биться смертным боем! Что ее держит на этом свете после смерти матери?
– Послушай, Карнаш… – Она с трудом разжала зубы. Ольгу очень тяготило, что она вынуждена это говорить. – Не хочу быть тебе обязанной, но… пожалуй, я тоже пойду в Снегири и прошу взять меня с собой. Одному тяжело… даже с собакой. Мы просто деловые партнеры, не дадим друг другу пропасть. Ты пойдешь к своей зазнобе, гм… а я начну новую жизнь. Не хочу тебя отягощать, и чтобы ты думал, что несешь за меня ответственность…
Правильное решение в голову не приходило. Больше суток я ходил кругами по левому берегу и никак не мог выйти к реке. А терпение, между прочим, не резиновое. И что бы она ни говорила, а нести ответственность мне теперь придется за троих…
– Характер показывать не будешь? – на всякий случай поинтересовался я.
– Кончился мой характер, Карнаш… – Она и впрямь казалась обмякшей. А когда почувствовала в жгучей паузе, что чаша весов склоняется на ее сторону, оживилась: – Мы пешком пойдем? Или… поедем на чем-нибудь?
– А ты не заметила, что в стране закончилась нефть? – удивился я.
Дороги в мертвом городе иногда расчищали – те, кому это надо. Главным образом, банды, контролирующие свою территорию. Войны за бензин были кровопролитнее, чем за сферы влияния. Не у всех под боком стояли безразмерные танки с запасом авиационного топлива. Мы терпеливо дожидались наступления темноты, а когда саван ночи накрыл призрачный город, перебрались через развалины технического университета на проспект Маркса. Мы старались не шуметь, перебегали от укрытия к укрытию, вглядывались в темноту. Я удивленно косился на Молчуна: пес вел себя, как человек! Где надо, полз, прижимая голову к лапам и волоча уши по
– Если хочешь попасть в метро, то этим входом лучше не пользоваться, – шепнула Ольга. – Проползти можно, но зачем, если проще перебежать проспект и воспользоваться другим входом? Но что-то мне подсказывает, что на метро мы сегодня не доедем…
– Ты спускалась вниз? – спросил я.
– И неоднократно. За последние два месяца, пока ты сидел в своем Толмачево и принимал самолеты, я исходила все окрестности вдоль и поперек – метила, так сказать, территорию. Вестибюли станции разрушены, но часть тоннелей сохранилась. Там множество технических помещений, связанных между собой лабиринтами переходов. Если есть дрова и устройство для разведения огня, то там можно жить. По моим прикидкам, вблизи этой станции под землей обитают несколько сотен людей и мутантов. С каждым месяцем их становится меньше – одни умирают от голода и холода, другие подхватывают инфекцию и пополняют армию зараженных, если их свои не успевают вовремя умертвить…
– Ты не боялась здесь гулять?
– Еще как боялась, Карнаш… Перекресток, где мы находимся, был крайней точкой моих хождений, у моста я не была, говорят, там вотчина зараженных. Они обитают в кварталах вдоль проспекта, ночью спят, днем сбиваются в стаи. А по поводу риска… Знаешь, риск умеренный, нужно лишь придерживаться строгих правил. Людоеды и прочие бандиты пешком не ходят и в чреватую глухомань не суются – тоже боятся. Они держатся в зоне досягаемости своих транспортных средств и орудуют толпой. У зараженных отличный слух, тонкое чутье на адреналин в человеческой крови, но неважное зрение – этим не грех воспользоваться. Ночью их активность снижается.
– Знавал я одно беспокойное трио, которое ночью орудовало, как днем, – задумчиво пробормотал я. – Мало того, они оказались к тому же хитрыми и смекалистыми…
– Значит, ты тоже заметил, что с зараженными в последнее время что-то происходит, – беспокойно шевельнулась Ольга. – Не хотелось бы думать, что это эволюция и будущее всего человечества… К счастью, эти случаи единичны и пока бессистемны. Мирных обывателей бояться не стоит – они сами всех боятся. С животными-мутантами – крысами, кошками, собаками – тоже можно справиться. Они проворны, голодны, но инстинкт самосохранения им природа оставила. Слушай, Карнаш, кратчайшая дорога до дамбы моста – по проспекту. Она опасна. Но обходные пути – по Блюхера, по Новогодней – не менее опасны. Почему бы нам не рвануть?
Я думал о том же. От страха все сдавило в груди, но этот страх давно стал второй натурой. Без него не выжить в современном мире. Мы перебежали дорогу и двинулись по проспекту, прижимаясь к осыпавшимся зданиям. Фундаменты выдержали удар стихии. Дома в этом районе возводили в ту пору, когда социализм еще не стал окончательно развитым, и строители еще не потеряли совесть. Мы скользили мимо здания торговой академии, взирающего на мир пустыми глазницами и сомкнувшимися этажами. Мимо кинотеатра «Аврора» на другой стороне проспекта, от которого уцелела лишь крыша, лежащая на земле, и выцветшая афиша, на которой уже невозможно было прочесть название фильма. Пришлось залечь за фонарным столбом. Мы лежали затаив дыхание, я гладил дрожащего Молчуна и с тоской смотрел, как в мутной хмари колеблются неясные фигуры. Их было много. Одни стояли на месте, другие куда-то бесцельно брели, нелогично меняли направление. Они передвигались, как механические игрушки, у которых кончается заряд батареек. Некоторые едва не сталкивались. Вот кто-то упал, полежал немного, начал неуклюже подниматься, встал, пошатываясь, побрел в неизвестном направлении…