Сибирь не понаслышке
Шрифт:
Ледоход на Енисее начался тогда на пять суток позже расчетного срока, 11 июня, и, как констатируют протоколы, "окончательное разрушение оголовка пассажирского причала произошло при четвертой подвижке льда продолжительностью 4 часа 17 минут". Четыре часа разрушительной работы!
И люди прежде всего взяли в руки не лопаты, а головы: стали думать, как впредь защититься от норовистого Енисея-"батюшко". Построили, в частности, дамбу из вечномерзлых грунтов, позаботившись о том, чтобы постоянно тело ее сохраняло определенную минусовую температуру. Нашли, словом, пути защиты, но только после серьезного, предупреждения со стороны природы.
Но в то же время она сама беззащитна, наша Сибирь... Хрупкая вечная мерзлота, способная выступить в роли надежной преграды стихиям, требует деликатного обращения. Часто даже небольшое нарушение растительного покрова может повлечь
По сравнительно пологому склону мохово-лишайниковой тундры прошло стадо оленей. Едва олени успели сойти со склона, как ровная его поверхность пришла в движение и превратилась в бугристо-пятнистую. Разорванный и деформированный дерн на глазах превращался в бугорки и грядки, разделенные пятнами и полосками оголенной тундровой почвы. "В этом случае, - пишет Ю. Ливеровский, - движение оленей было тем самым толчком, который ускорил начавшийся ранее процесс движения сезонно-талого слоя".
Нынче, чтобы спилить лиственницу, нужны считанные минуты. А новая заменит спиленную через 100- 150 лет, если вообще когда-нибудь заменит; есть, например, в зоне Байкало-Амурской магистрали такие районы, где (цитируем специалистов) "древесная растительность вообще не восстанавливается".
Геологи рассказывают, как легко и быстро горит олений мох - ягель, без которого нет жизни северному оленю, а вместе с северным оленем покидают пепелище и многие другие звери и даже птицы, связанные с ним незримыми экологическими узами. Ягелю нужен год для того, чтобы вырасти на 3-4 миллиметра. А вместо выгоревшего леса на горных склонах появляется так называемое неудобье. Неудобье - бросовая, ни на что не годная земля - укор недалекому, алчному, торопливому потребителю.
Как-то от одного из яростных защитников интересов великого озера Байкал довелось нам услышать образное сравнение: как для человека достаточно одной пули, так и для северной оконечности Байкала достаточно одного аварийного выброса вредных промышленных стоков, чтобы началась неостановимая деградация уникальной экосистемы.
Может быть, это и преувеличение влюбленного человека. Но то, что Байкал - эта обитель 1800 видов животных и растений, три четверти из которых не встретишь больше нигде в мире; производитель кристально чистой воды, насыщенной кислородом, и содержащий 80 процентов запасов пресных вод нашей страны и около 20 процентов мировых - нуждается в самом заботливом отношении, - это несомненно! Бассейн Байкала оказался районом высокой концентрации разнообразных полезных ископаемых и экономически характеризуется как индустриально-аграрный район. Здесь ведущее место занимает промышленность машиностроительная, горнорудная, лесная, целлюлозно-бумажная, деревообрабатывающая, пищевая. А связь "индустрия - Байкал" - связь опасная. И хоть очень много сделано по охране озера и его бассейна, хозяйственное развитие этой территории не снимает с ' современников ответственности перед потомками за сохранение этого уникума природы в его первозданном чудесном исполнении, а, напротив, повышает ее.
Директор Лимнологического института СО АН СССР, член-корреспондент АН СССР Г. Галазий, много лет живя и работая у самого озера, непримиримо относится к благодушным и успокоительным настроениям в отношении Байкала.
"За последние годы, - говорит он, - все чаще слышишь, что с Байкалом все в порядке, ему уже ничего не грозит и все острые проблемы, так волновавшие науку, общественность и даже искусство, успешно решены. Конечно, благодаря известным постановлениям партии и правительства положение изменилось в лучшую сторону - прекращен молевой сплав древесины, очищены русла рек, очищаются берега Байкала, построены и строятся мощные специальные сооружения на предприятиях и так далее. Но все это лишь первые шаги на пути к серьезному решению проблем охраны Байкала Ведь на целлюлозных предприятиях все еще пока применяются старые технологии, которые не могут обеспечить чистоту окружающей среды. Лес по Байкалу должно перевозить только в сухогрузных судах, а не в плотах, как это делается и по сию пору. И в стране пора принципиально изменить отношение к правилам охраны природы и оценке всех мероприятий по охране. В частности, я убежден: нужно тратить средства не на очистные сооружения (а это средства колоссальные!), а на разработку новых технологий с замкнутыми циклами, без выбросов и стоков. Считать, что с Байкалом все впорядке, - значит, ничего не делать, а сделать нужно еще так много!" Не случайно в "Основных направлениях экономического и социального развития СССР на 1981 -1985 годы и на период до 1990 года" отмечено: "Продолжить работы по охране и рациональному использованию уникальных природных комплексов, и прежде всего Байкала".
Прекрасная. Суровая. Опасная. Богатая. А мы еще ни слова не сказали о той Сибири, которую знаем не понаслышке и с которой связаны многими годами работы. Мы могли бы назвать ее деловой Сибирью, трудовой Сибирью, Сибирью инженеров и организаторов производства, партийных и хозяйственных руководителей, ученых, Сибирью мыслящих людей, увлеченных самими рабочими возможностями этого быстро развивающегося края.
Мы могли бы назвать ее многоэтажной Сибирью, Сибирью огромных строек, индустриальных комплексов, пионерного освоения новых территорий. Многие города и городки выросли и растут на наших глазах, и этажами новостроек Сибирь укрепляет свои позиции в экономике страны.
Мы могли бы назвать нашу Сибирь краем тысячи проблем. Но не станем забегать вперед, так как об этом вся наша книга. Сейчас же поблагодарим Сибирь за то, что она свела нас со многими замечательными людьми.
Пятьдесят семь лет жизнь этого человека не была связана с Сибирью. Но того, что он сделал к этому времени, хватило бы на десяток жизней, вполне обеспеченных работой и славой. Мы говорим о человеке, который был вице-президентом Академии наук СССР, почетным членом многих академий мира и международных математических обществ, ученым экстра-класса, которого называют выдающимся механиком и математиком нашего времени, с работами которого связаны крупные достижения в теории крыла, теории струй, теории взрыва и т. д., об академике Михаиле Алексеевиче Лаврентьеве...
В пятьдесят семь лет он взялся за крупнейшее дело своей жизни и замечательное дело в жизни Сибири - за создание нового - Сибирского - отделения Академии наук СССР.
Он приехал в Новосибирск с учеными, чьи имена уже были известны миру, и с группой студентов-выпускников, попросту "мальчишек", с которыми организовал и развернул работу первого института Новосибирского научного центра - Института гидродинамики. Он жил вместе с ними во временных деревянных домах в Золотой Долине, как назвали новоселы живописный уголок под Новосибирском на берегу маленькой речки Зырянки, отменив тем самым прежнее не очень привлекательное название Волчий Лог. В первые сибирские зимы конца 50-х - начала 60-х годов были и малоустроенный быт, и самообеспечение углем и дровами, но и тот незабываемый золотодолинский дух энтузиазма, творчества, единства и взаимного доверия, который и до сих пор связывает аборигенов академгородка нежными узами товарищества и преданности нравственным нормам жизни той теперь уже далекой поры.
Еще закладывался фундамент первого института, еще только формировался коллектив строителей центра Сибирской академии, еще "газик" ее президента воевал с бездорожьем будущего академгородка, а в деревянных бараках с Золотой Долины уже четко и просто формулировались интересные научные задачи, обсуждались возможности оригинальных экспериментов.
То на лыжной прогулке, то в машине, бегущей на стройку, то за общим вечерним чаем академик М. Лаврентьев загадывает загадки своим физтеховцам - простые загадки с костяшкой и спицей, с чернильными каплями в стакане воды, с шариком в струе воздуха, с пульсирующим фонтаном, с плавающим ужом - простые на первый взгляд, но в каждой непременно своя теоретическая изюмина, своя исследовательская перспектива. М. Лаврентьев всегда ратовал за наглядный, экономичный, остроумный эксперимент. Искать з загадке объяснительный механизм и проверять только его, отсекать все второстепенное, обнажать самую сущность явления, сводить любую сложную задачу к задаче считаемой, к модели сначала механической, а затем и математической - таковы были его требования к себе, к своим сотрудникам, к своим ученикам.
В те первые годы он стал поистине академиком нового типа - сибирским академиком, что означало очень своеобразное сочетание обязанностей и дел. Нужно было инспектировать качество строительных работ, оценивать проекты, разбираться в кладке и отделке зданий, быть мудрым, расчетливым хозяйственником, дальновидным градостроителем, оставаясь при этом руководителем формирующегося научного комплекса. И в эту трудную пору нулевого цикла его хватало на все. Уже в 1959 году в руководимом им институте полным ходом велись исследования по мирному использованию взрыва, по орошению Кулунды, решались другие практические задачи. Как ему это удавалось?