Сибирская сага. История семьи
Шрифт:
Дядя Володя уговаривал меня, объяснял:
– Везти ее нельзя, на улице зима, мороз. Ты же должна понимать, не маленькая, тебе уже шесть лет!
Я все равно плакала и не хотела ничего понимать. Твердила одно:
– Не хочу, не хочу, не поеду без моей мамы!
Уговаривали меня все: дядя Володя, мама, хозяйка, ее внук. Сработал один аргумент, который привел внук хозяйки:
– Твоя мама поправится, если будет знать, что ты у своих родных, которые тебя любят и будут заботиться о тебе. Она тогда успокоится и скорее выздоровеет, как моя мама. Ты же знаешь!
Это была правда, и я согласилась, хотя в душе была против.
Минусинск
Меня увезли в Минусинск в семью тети Али. У нее было трое детей: Галинка, Шурик, Ниночка. И вот теперь я – четвертая. Меня никто не обижал и не ущемлял. Семья тети Али жила на ипподроме. Они держали свое хозяйство, в доме всегда были продукты, так что я не голодала.
Правда, я никогда не отличалась хорошим аппетитом. Мама всегда заставляла меня есть, потому что я часто об этом забывала или просто не хотела. Когда я была маленькая, мама звала соседскую девочку Настю, усаживала нас за стол и кормила. У Насти всегда был хороший аппетит, а во время еды на нее было приятно смотреть – она ела с большим удовольствием, вкусно, красиво и очень аккуратно. Выходила из-за стола чистенькая (а не чумазая, как я), радостная и говорила: «Спасибо». Глядя на нее, и я что-то съедала за компанию. Мама радовалась, нам с Настей тоже было весело. В новой семье была свобода – есть меня не заставляли.
Моя двоюродная сестра Галинка была на год младше меня, однако на ней было много обязанностей по дому. С моим приездом ей стало полегче и повеселее. Теперь мы делали всю работу вдвоем, а у тети Али появились две маленькие нянечки – Шурик был младше нас, а Ниночка совсем маленькая. Но я не жаловалась. В доме было всегда шумно, скучать не было времени. Зато ночью, когда все засыпали, я тихонько плакала, укрывшись одеялом с головой. Мне было жалко маму и себя. Почему мы не вместе, почему мамы нет рядом, как у всех моих знакомых детей? Где моя мама, что с ней? Я ничего не знала.
Тетя Аля, очень нежная, ласковая, все время чем-то болела и лежала в своей спальне в постели. Приходила пожилая женщина, готовила нам еду и уходила. Всю работу по дому выполняли мы с Галинкой, как могли и как умели. Наверное, справлялись плохо, ведь мы были еще совсем маленькие. Взрослые же нам поощрительно говорили, какие мы большие и какие молодцы!
По субботам мы всей большой семьей ходили в баню – на ипподроме была общественная баня для всех жителей. Обычно ходили в нее целыми семьями или по две семьи по очереди. Мылись в так называемых «шайках» – что-то вроде деревянных тазов. Если приходили мыться сразу две или три семьи, это было необыкновенно весело, даже взрослые вместе с нами забывали о невзгодах. В бане стоял шум, визг, хохот. Дети играли, обливались водой, шлепали друг друга березовыми вениками. Это были лучшие дни нашего детства, мы снова чувствовали себя совсем маленькими и шалили без оглядки. Взрослые нас не останавливали, веселились вместе с нами.
Иногда мы собирались у кого-нибудь дома. Старшие дети рассказывали смешные, а чаще страшные истории. Почему-то дети гораздо больше любят «страшилки», чем веселые и смешные истории. Как правило, звучали рассказы про «черную, черную дверь» и «черную, черную комнату», в которой стоит «черный-пречерный гроб», а в нем «черный-пречерный мертвец». Мертвец встает и бежит за героем! Конец истории мог быть разный – как решит рассказчик.
Я молча слушала эти «страшилки», не всегда понимая их. Слово «шайка» воспринималось мною как «шайка в бане», а не как сборище бандитов. Я не могла понять, почему шайка, в которой меня мыли, бежала за кем-то, размахивая саблями и револьверами. Когда я вспоминала эти «страшилки», меня охватывал ужас, особенно перед сном. Я ежилась от мурашек, бежавших по телу, и, как ни странно, быстро засыпала.
В апреле к нам на ипподром приехала из Киргизии мамина младшая сестра Валя. Ей было шестнадцать лет. Она была совсем взрослая и очень-очень красивая. Из-за нее в дороге подрались матросы, которые ехали в одном вагоне с ней. С ее приездом наша жизнь очень изменилась. С Валей было хорошо и интересно, она взяла на себя большую часть наших с Галинкой обязанностей по дому, и у нас появилось много свободного времени.
Мы – детвора – начали готовиться к празднику 1 Мая. Валя собрала всю ребятню ипподрома, познакомилась со всеми, узнала, кто что умеет делать – петь, танцевать, читать стихи. Сама Валя играла на гитаре, умела аккомпанировать, даже знала несколько сольных вещей, и хорошо пела красивым низким голосом. Взрослые говорили, что у нее «контральто». Времени до праздника оставалось мало, мы собирались утром и вечером. Маленьких Валя ставила на табуретку, объясняя это тем, что мы должны чувствовать себя как на сцене – высоко. Мы с ней пели дуэтом романс про любовь «Милая, ты услышь меня». Я стояла на табурете, она сидела рядом на стуле с гитарой.
Первого мая мы дали концерт в конторе ипподрома. Собрались все, даже старенькие бабушки и дедушки. Мы пели, танцевали, читали стихи и басни. Даже делали гимнастическую пирамиду, которая так и не получилась – мы все поп'aдали под общий хохот. Потом Валя одна пела много романсов и других песен под гитару своим контральто. Взрослые благодарили ее за праздник. Все мальчишки ипподрома, от самых маленьких до больших, были влюблены в Валю, она же хохотала над «ухажерами», иногда обращаясь с ними очень жестоко.
Особенно мне было жалко Павлика. Павлик и его брат Ваня жили рядом с нами вместе с бабушкой, которую почему-то все называли Тётонька. Мальчишки были очень воспитанные и добрые, уважали и любили свою бабушку, помогали ей по хозяйству. Огород был их главной заботой и рабочим местом. Там были грядки с морковкой, луком, горохом и другими сельхозкультурами.
Наша жестокая красавица заставила Павлика доказывать свою любовь к ней.
– Если любишь, вырви грядку с луком! – такое условие поставила Валя.
Павлик молча ушел. А утром на ипподроме поднялся страшный шум. Тётонька бегала и кричала, вся в слезах, что ее ограбили цыгане, но не успели унести лук, а бросили его на берегу протоки. Бедные мальчики Павлик и Ваня собрали лук и унесли домой. Дело было к осени, и лук, к счастью, сохранился. Мне и Галинке было жалко Павлика – Валя не любила его и просто издевалась над его чувством. Эта злая шутка очень пошатнула Валин авторитет в наших глазах. Но это была тайна только для нас двоих.
После праздника Валя поехала к моей маме и взяла меня с собой. Мама писала, что ей уже лучше, но одна она приехать пока не может. Я не могла дождаться, когда же наконец увижу свою маму. Я не видела ее так долго!