Сибирский кавалер (сборник)
Шрифт:
За ломберными столиками сидели люди с картами в руках, всё здоровяки с военной выправкой, и пели самозабвенно и зычно:
Бес проклятый всё затеял,Мысль картежну в сердце всеял,Руки к картам простирайте,С громким плеском восклицайте,Дабы слышал всяк окрест:– Рест!Слово «Рест» эти господа кричали громовым хором, так, что стекла в окнах дрожали. И на сердце у Еремея сделалось тревожно, и даже бородатый
– Играть будем на деньги или на живот? – вопросил Коровяков, оторвавшись от горлышка бутылки с бургундским.
– А как это, на живот? – поинтересовался Еремей, снимая с головы парик и отирая им пот с лица.
– Проще простого, мы тут удумали правила. Выиграешь, со всех нас получаешь по сотне. Это несколько тысяч будет. Состояние. Проиграешь, из трех пистолетов выбираешь один. Причем, из трех только один заряжен. Потом компанией идем в ближайший лес, и ты там себе стреляешь в живот. Если пистолет холостой – дальше живешь, если нет, – извини, игра такая. Да ты не хмурься! Мы уже раза три играли. Я дважды проигрывал, брал пистолет, выпивал пару бутылок доброго вина. Шли в лес, стрелял. И оба раза мне попались пистолеты с холостыми зарядами. Достался бы – заряженный пулей, я бы теперь с тобой не говорил. Что наша жизнь вообще? Случай! Ты, Еремей, мог бы не родиться. Родился – выиграл, а мог и проиграть. Так ведь?
– Так-то оно так, но у меня есть деньги, почему на деньги не играть?
– Ну, смотри, на деньги так на деньги. Я же тебе как лучше предлагал, как дешевле. Ни за что ни про что, и – богат! Это у меня деньги не держатся все равно, а ты – мужик прижимистый.
– Я бы просил вашу милость не называть меня мужиком, я не мужик и у меня есть имя и отчество! – сказал Еремей краснея.
– Да будет тебе, Еремей Иванович! – воскликнул гусар. – Право, порох! От каждого слова так и вспыхивает! Садись за третий ломберный стол, я сам за него сяду, а то за другими столами тебя враз обштопают, там такие разбойники сидят, не приведи господь! Скажи, что тебе подать? Кофею? Или, может, отужинаешь сперва?
– Отужинали уже, спасибо! – ответствовал Еремей. – Вот если бы трубочку выкурить!
Он не привык к обществу. Смущался. И все же ему хотелось побыть здесь равным среди равных. Они уселись за столик. Захар Петрович Коровяков с треском раскупорил новую колоду, залихватски перетасовал её. Игра началась! Еремей начал выигрывать. Это ему придало бодрости. Он изредка стал кидать взгляды по сторонам. Примечал, что мебель у Коровякова вовсе не богатая. Очень много было собак. Высоких, тонконогих, с длинными мордами. Собаки свободно вбегали в залу, опять убегали. Некоторые кобели пристраивались к ножке стола или стула, делали лужу, никто на это не обращал внимания. Игроки пили вино, кто из горлышка бутылки, кто из бокала. Один усач потребовал подать ему пиво в ночной вазе:
– Не люблю мелких сосудов! – пояснил он. – Пить, так пить так!
Странная прихоть этого гостя была тотчас исполнена.
Еремей не знал никого из гостей. Но то, что ему везет в игре, его успокаивало.
– Свобода – великая вещь! – сказал Коровяков, в очередной раз сдавая карты. – Вот вашего князя Пьера заарестовали, и вы, Еремей Иванович, сразу стали свободным. Пришли в гости, играете. Это ли не отдых для души и тела? Ваш сатрап, ваш, можно сказать, мучитель, в узилище, а вы здесь – среди благородных людей.
Еремей побагровел,
– Я сам – благородный! И не зовите меня боле Еремеем Ивановичем. Дурацкое мне дали имя, хамское: Еремей Иванович Еремеев. Но отчество мое достойное. Я – Георгиевич. Я сын Георгия Петровича Жевахова. Я – княжеский сын! Жевахов! Они меня нарочно Ивановичем величают, чтобы никто не догадался, чей я сын. Я такой же благородный, как и Пьер. А может, и достойнее его во всех отношениях. Но мать моя была крестьянкой. Она родила меня от князя и во время родов умерла. Теперь вы знаете!
Еремея колотила дрожь. Он задыхался.
– Ого, как вы взволнованы! Я понимаю вас! – воскликнул гусар. – Так вы – бастард! Но дорогой Еремей Георгиевич, ваше имя можно и переделать на библейский лад. Я буду вас величать Иеремия Георгиевич! Идет? Сейчас я скажу, чтобы нам подали моего прекрасного хлебного вина. Вы хлобыстнете стаканчик, это восстановит ваши душевные силы!
Поверьте, что перед вами сидит ваш друг. Я очень рад тому обстоятельству, что этого зазнайку упрятали в клоповник. Тоже мне, парижанин! Ни с кем из соседей не желает общаться. Привез какого-то французишку. А теперь их обоих взяли за шкирку. И поделом! Наверняка фальшивые деньги печатали! Или еще что-то такое творили. Вот тебе и князь! В нем и княжеского-то ничего нет, одно название.
– Вы знаете, Иеремия Георгиевич, я вам даже помог! – сообщил Коровяков. – Как? Очень просто! Ко мне приехали люди из сыскной канцелярии. Прибыли на простой телеге и в мужицких одеждах. Показали бумагу, попросили приюта на время сыска. Они ходили в мужицких одеждах вокруг вашей усадьбы. Высматривали. А по ночам надевали на лица маски и заглядывали в ваши окна. Я их кормил и поил. И в карты с ними играл, не то бы они тут с тоски сдохли. Вот! Выглядели, что хотели, потом вашего мучителя и сцапали! Ну, как? Благодарны вы мне?
Еремей закивал. Выпив домашнего хлебного вина, он почувствовал блаженство. Все хорошо. Он принят в обществе, он развлекается господской забавой. И так теперь будет всегда! Хороший друг этот гусар!
Но почему-то к Еремею пошла плохая мелкая карта. Он стал проигрывать.
– Уже темнеет! – напомнил он Коровякову. – Приказали бы свечей подать?
– Свечей в особенных канделябрах! – возгласил Захар Петрович Коровяков. Тотчас в зале возле столов стали загораться свечи. Света в зале становилось все больше. Еремей на миг оторвался от карт и остолбенел. Вокруг столов девки встали на руки и головы, вздев вверх оголенные зады, скрюченные ноги их молочно белели. И из щелей, предназначенных природой совсем для иных целей, торчали длинные свечи. И горели эти свечи ровным пламенем, освещая то потаенное, что обычно тщательно скрывают под одеждами.
От такой картины Еремею стало не по себе. Какие уж тут карты! Он то и дело оглядывался, и стал проигрывать все больше. Девки долго простоять в такой замысловатой позе не могли, потому через некоторое время заменялись по команде Коровякова:
– Подать свежих канделябров!
Еремей хватил подряд пару стаканов хлебного вина, протягивал руку то к одной свече, то к другой, пытаясь не то вытянуть свечку из заветного отверстия, не то заткнуть её еще глубже. Девки уклонялись от его рук, теряли равновесие. И тогда на их нежную белую кожу, и на розоватую кожицу щелей, капал раскаленный воск, и девки издавали дикий визг!