Сибирский послушник
Шрифт:
Отец Саллюстий вышел вперед. Никто не сомневался, что говорить поручат именно ему. Лицеисты испытывали возбуждение, их тревога усиливалась с каждой секундой. Затмения поминались в многочисленных пророчествах, легендах и просто суеверных байках, однако наступили времена, когда возможно все. Даже в лицах преподавателей проступило некоторое беспокойство. Вскорости очки надели все, так как поминутно бросали на солнце опасливые взгляды. Могло показаться, что Лицей и впрямь собрался проследить за ядерным взрывом, который устраивает неизвестно, чья сторона.
Солнце таяло, как масло. Саллюстий кашлянул и воздел руки:
– Склонимся, чада, перед
Саллюстия в очередной раз занесло, и видно было, что он вот-вот собьется то ли на почитания бога Ра, то ли вообще превратится в огнепоклонника. В его обращении Солнце занимало все большее место.
– Лучи и свет... жизнетворящий пламень... упование и опора всякого зверя и гада...
Ректор едва заметно поморщился и громко кашлянул. Историк осекся, поправил очки и широко перекрестил лицеистов.
– Не нужно слов, - заявил он бодро.
– Будем зрить и наматывать на ус.
В небесах пламенел месяц: Солнце - а с ним и Создатель - унизились до презренной Луны.
Швейцер стоял в последнем ряду, позади всех. Выходя из здания Лицея, он придержал Вустина.
– Когда я нырну в дверь, бегите за мной. Когда побежите - разбейте очки.
– Зачем?
– не понял Вустин.
– Вам придется как-то объяснить свой уход. Скажете, что нечаянно разбили и ушли, побоялись ослепнуть.
И Швейцер отодвинулся, не желая, чтобы кто-нибудь видел, с кем он общается.
Но Вустин снова придвинулся к нему:
– А что, если Враг все-таки есть? Не страшно?
Недотепа попал в точку: без пяти минут мятежник гадал, хватит ли у него духу пойти до конца.
– Да нет там Врага, - огрызнулся он на Вустина и вновь отступил.
Над головами лицеистов раздалось шипение: включились динамики. Администрация Лицея сочла своим долгом обеспечить зрелищу музыкальное сопровождение. Музыка, которую выбирал сам ректор, не имела ничего общего с церковными песнопениями. Скорее, это было старомодное "диско" - но стиль разъяснился позднее, когда солнечный диск был почти полностью закрыт; пока же звучала бесконечная увертюра. Повизгивали гитары, рассыпался тарелочный бисер, вздыхал орган. Наконец, включился сосредоточенный рокот. Многие лицеисты начали машинально притоптывать. Отец Саллюстий повернулся к стоявшим спиной и воздел руки, обращаясь к дьявольской тени. Однако на колени он не встал - и никто не встал, это не предусматривалось. В конце концов, затмение - штука нешуточная, редкая, и
Вустин, нервничая, загодя снял очки и вертел их в руках. Швейцер толкнул его в бок:
– Наденьте, вы что! И вправду ослепнете!
Тот спохватился и вернул очки на место.
– Ох, пропаду я с ним, - пробормотал Швейцер так, чтобы Вустин не услышал. Поздно, уже не переиграешь. На что он рассчитывал? На благодарность и преданность, конечно. Вустин, отвергнутый всеми, кроме Швейцера, готов для него на все. Это читалось во взгляде, в поспешности движений, угодливости осанки. Но эта любовь может быстро закончиться - как только Вустин попадет в ректорские лапы. А значит, Швейцер выгадывал совсем немного - минуту здесь, минуту там. Если ему не удастся за этот срок найти выход на поверхность, то он пропал. Туннель закупорят с обоих концов, прочешут, заполнят дымом Швейцер почему-то был уверен, что уж до туннеля-то он доберется, хотя последний был всего лишь смутным сном. Добрался же Раевский! Тот шел как-то иначе, но как - не узнать уже никому.
Он поискал взглядом вчерашнего повара: точно - вон он, стоит на отшибе с запрокинутой головой.
"В худшем случае - изображу панический страх, - догадался Швейцер. Или религиозный ужас? Экстаз?" Он ужаснулся по-настоящему: хула, великий грех, крамола!
Как быстро он разобрался с Врагом. Вы слишком торопитесь, сударь.
Динамики рявкнули, собравшиеся вздрогнули, и кто-то ахнул. Несколько человек захлопали в ладоши, чей-то слабый голос выкрикнул "Вау!"
Барабан ритмично отщелкивал остановившееся время, подхрюкивал бас.
На землю упала ночь.
Черный диск, как новый Бог, победно висел в вышине, обрамленный огненной короной. Зубцы содрогались, стараясь попасть в такт; прочая жизнь прекратилась. Солнечный Бог напялил страшную маску - или он ее сбросил?
– Взирайте!
– взвизгнул Саллюстий и взмахнул распростертыми руками на манер дирижера. Небесный оркестр отвечал ему на каких-то секретных частотах. Инфразвук возбуждает ужас - стало быть, это вполне мог оказаться инфразвук.
Ну, все.
Швейцер перекрестился и попятился в дверь.
– Вустин!
– прошипел он сквозь зубы.
Безмозглый Вустин неуклюже сорвал очки и бросил их на асфальт. Звон стекла заглушили адские аккорды.
"Болван!" - у Швейцера не было времени браниться. Он уже несся по пустому коридору; сохранись в нем способность замечать и оценивать, он бы понял, каким жутким и жалким сделался Лицей в одночасье. Все ушли в ночь, а стены сочатся кровью в ожидании новых хозяев. Но Швейцеру было не до того. Он вбежал в столовую, жидко освещенную несколькими светильниками. Далеко позади топотал Вустин.
Еще дальше бухала музыка, приветствуя черное солнце. Праздничный мрак наполнялся негритянским ритмом; несотворенный кумир взирал с небес, сверкая свежевымытой гривой и корчась.
Когда Швейцер увидел, что железная дверь не то что не заперта вчерашнего замка нет вообще, и лишь засов задвинут, смешная предосторожность, - когда он все это увидел, то осознал, что в душе надеялся совсем на другое. Но теперь, когда он уже рассказал Вустину, отступать было некуда. Швейцер присел на корточки и спрятался за плитой.