Сибиряк. В разведке и штрафбате (Охотник)
Шрифт:
До рассвета удалось углубиться в немецкий тыл километров на пять-семь. И пойди угадай, сколько осталось позади, если вперед продвигаешься ползком? Здесь уж каждый метр за два кажется.
На отдых залегли в чистом поле, недалеко от деревни. А когда рассвело, оказалось, что деревня занята немцами. На единственной улице стояли машины и ходили солдаты.
Молодое пополнение, взволнованное первым переходом, сразу отрубилось. Разведчики с опытом стали наблюдать за деревней. Даже издалека можно было определить, где находится командир – в эту избу чаще всего
Разведчики утвердились в своей догадке – во время войны штаб небольшого подразделения был одновременно жильем для офицеров. Учитывая, что деревня небольшая, всего десяток домов, офицер должен был ночевать там.
Оставался вопрос об охране. Если на ночь будет выставляться часовой, это осложнит захват. Подразделение явно тыловое.
Из подъехавшего огромного грузовика перегрузили ящики в грузовики поменьше, которые тут же уехали. В строевых частях в ящиках только патроны, но они тяжелые, и вид довольно характерный. Только у советских ящиков ручки деревянные, а у немецких веревочные.
Ближе к вечеру, в ранних сумерках они поели хлеба с салом. Хлеб был армейский, а вот где старшина взял сало – большая тайна. Сало в разведподразделения не поставлялось, но в рейдах было едой незаменимой. Оно было сытным и долго не портилось. Алексей, как и другие разведчики, подозревал, что старшина выменивал сало на водку, положенную по табелю снабжения. На каждого бойца во фронтовых условиях полагалось по сто грамм в сутки. Ушло в немецкий тыл десять человек, а вернулось трое – вот уже семьсот грамм в сутки излишков. А если рейд длился долго? Водка всегда была жидкой валютой, за которую можно было выменять все. Вороватые интенданты на ней наживались, порядочные – приносили пользу своим подразделениям.
Решено было брать офицера в избе. Но сколько ни смотрел Михаил в бинокль, пока было еще видно и не опустилась темнота, часового он не увидел.
Определились, кто за что отвечает. Пополнение – около дома на страховке, в избу входят «старики» – офицера вырубить по-тихому, «спеленать» и нести.
Они подползли к деревне. Немцы после одиннадцати вечера угомонились, спать легли – все по Уставу. Отбой, значит – отбой.
Залегли у забора, выжидая, не появится ли часовой, не проявит ли себя. По знаку Михаила поднялись и подошли к крыльцу. Ни одна ступенька на лестнице не скрипнула, когда поднимались. Мысленно Алексей поблагодарил хозяина: молодец, мужик, добротно сделал.
Отворив дверь, они проникли в избу. Расположение комнат было обычное: просторные сени, из которых дверь вела в жилые комнаты. Вот только комнат может быть две или три, и в какой из них немец – неизвестно.
Разведчики зашли в первую комнату – там было тепло. В первой комнате всегда печь стояла, чтобы поленья через другие комнаты не носить.
Глаза привыкли к темноте. Стол в комнате, лавки. Затаив дыхание и неслышно ступая, они стали продвигаться к другой комнате. Как во всех деревнях, двери не было, ее заменяла занавеска. Михаил сдвинул ее в сторону, всмотрелся,
Сержант махнул рукой. Отясов и Алексей ворвались в комнату. Алексей толкнул офицера и приставил к его шее нож.
Немец открыл глаза, дернулся, но понял, что ситуация не та, чтобы проявлять геройство, и обмяк.
– Вот и ладненько, – удовлетворенно произнес вполголоса Алексей, – даже бить не пришлось.
Сержант подошел к стулу, на котором висели форма и ремень с кобурой. Вытащив из кобуры пистолет, он сунул его к себе в карман и бросил брюки-галифе немцу. Потом зажег фонарик, направил луч света на китель и сплюнул с досады.
– Сержант, ты чего?
– На погоны посмотри.
На узких зеленых погонах с лимонно-желтым кантом красовались две буквы «FP» и два ромбика.
– Полевая почта. Тыловая крыса, а не офицер.
Услышав слово «офицер», немец мотнул головой:
– Найн! Обер-инспектор.
– Во, видишь? Прирезать его, что ли?
– Ты что, сержант? Он же номера всех частей знает! Сменились ли части – какие, куда, когда!
– Верно, пусть живет, – сержант бросил немцу китель. – Одевайся.
Когда немец оделся и обулся, ему дали шинель и утепленную пилотку с отворотами. Потом сунули в рот приготовленный заранее кляп, связали руки спереди веревкой. Если связать их сзади, немец быстро идти не сможет.
До передовой предполагалось идти пешком, потом ползти.
Выходя, сержант прихватил офицерскую сумку, а в первой комнате сгреб со стола какие-то документы и сунул их в сумку:
– В штабе переводчики разберутся.
Вышли на крыльцо и направились вдоль забора за деревню. Немец шел послушно – за жизнь свою боялся. Да и то сказать – тыловик. Русских небось видел только пленных или в документальной хронике. А тут – ночь и нож у горла. Но не обделался с испугу, как иногда бывало.
До утра они успели пройти изрядно, подобрались ко второй траншее. А дальше – никак: светать начало. Залегли в снег. Бойцам привычно – одежда подходящая, и то холодно. А немец к полудню совсем замерз. Нос синий, ноги к животу подогнул, пытаясь согреться. Шинель тонкая, на снегу не греет. Пару раз сержант давал ему отхлебнуть водки из своей фляжки, чтобы вконец не замерз.
С непривычки, а может – на пустой желудок, но немец совсем опьянел. Он лежал, блаженно закрыв глаза, а когда стемнело, не смог идти. Ноги ли затекли или от выпивки заплетались – непонятно, и какое-то время его волокли двое разведчиков, подхватив за локти.
Они с трудом преодолели вторую линию траншеи, подобрались к первой. Долго наблюдали, и, улучив момент, просто перебросили немца через траншею и перепрыгнули сами. А дальше – ползком.
Немца они тащили по очереди. Впереди полз ефрейтор Отясов. На середине «нейтралки» он замер, подняв руку. Разведчики перекинули со спины автоматы.
Навстречу им кто-то полз. Это была явно не наша разведка – на одном участке две группы не высылали. И не немецкая: те, как и наши, всегда в маскхалатах были.