Сибор Милосердный
Шрифт:
Вновь силой Конрад повернул к себе лицом Сибора, который все же не выдержал и заплакал.
– Ты должен быть сильным, тебе понятно? Не испытывать ни жалости ни страха, забыть про эти чувства раз и навсегда, выбросить их из своей жизни…иначе, ты потеряешь свой народ!
Царь ослабил хватку и Сибор поспешил скрыться в трюме.
Конрад Решительный снова устремил свой взгляд на идущий следом флот, словно бы и не было никакой перепалки с сыном.
– Милостивый государь… – Сзади появился капитан корабля по имени Киль. Он отвесил поклон и, не ожидая ответного приветствия
– Шлюпка готова к отплытию на «Триумф», милорд. Военачальники фрегата ожидают вас на его борту.
Не прошло и получаса, как на «Освободителе» началась суматоха.
Кок по кличке «Вкусняш» впопыхах искал мешок овсяных хлопьев и грозился всем морякам, что если они не помогут ему в поисках, то те будут завтракать пресными галетами и холодным, как трупы их предков, чаем.
Судовой врач, с присущей ему материнской обходительностью, предупреждал всех на борту о необходимости принять полрюмки лечебной настойки для профилактики болезней.
Галдёж и беспорядок стояли до тех пор, пока в трюм не спустился капитан Киль. Командирский голос тут же заставил сойти на нет происходившую вокруг катавасию, и уже через несколько минут мешок с овсянкой был найден, а каждый моряк получил свою дозу лекарства.
В то мгновение, когда корабль снова ожил, и люди на нем, словно муравьи, метались от дела к делу, Сибор вымещал накопившуюся внутри злобу на несчастный мешок с мукой.
– Ненавижу… – прошептал он про себя. Удары стали чаще, и совсем скоро в ход пошла и нога. Нещадно он избивал ни в чем не повинный мешок муки до тех пор, пока не проделал в нем дыру. Мука просыпалась, образуя небольшую горку, которая становилась все больше. Но Сибор не желал останавливаться. Оставив мешок в покое, он подошел к деревянной балке и окинул ее взглядом…
…а затем замахнулся кулаком.
Удар! Еще! Еще! Он бил по дереву до тех пор, пока кожа на костяшках пальцев не ободралось, заставив его остановиться. Вдруг на его лице появилось появился страх. Сибор словно бы осознал, что за ужас он вытворяет. Медленно, пятясь от балки, на которой оставил следы крови, он отошел в сторону и прислонился к лежащим рядом ящикам, спрятав лицо в руках.
Он тяжело дышал, руки дрожали от сводящей судороги. царевич поднял ладони и посмотрел на них…
– Дядя? – прошептал Сибор, и в голову врезалось воспоминание.
Он еще совсем маленький, только что подрался с одним из мальчишек во дворе. Последствия стычки были не из приятных – ему разбили нос и оставили синяк под глазом. Соперник был слишком силен и у Сибора не было даже надежды на победу.
Дядя Фаррел стоял рядом и промывал рану племянника. Добрые глаза царя успокаивали Сибора, но недостаточно. Остатки злобы после драки все еще кипели в его сердце, завывая от несправедливости.
– Я скажу своему отцу, как только он вернется, я…
Фаррел ухмыльнулся, словно бы Сибор сказал что-то забавное. Он опустил тряпку в миску с водой и коснулся лба племянника.
– Что наказал Единый всем разумным тварям, которых создал, Сибор?
Мальчик нахмурился и попытался вспомнить строчку
– Будь милосерден ко всему живому, не высказывай жестокости, ибо поглотит тебя пламя Единого, и никогда ты не увидишь Его Лика…
Фаррел, соглашается. Из-за полуседой бороды трудно разглядеть его улыбку, но Сибору это не нужно. Мальчик всегда чувствовал успокаивающее тепло от дяди, идущее прямиком откуда-то изнутри. Как же ему хотелось, чтобы дядя Фаррел был его отцом!
– Правильно, Сибор, – полушепотом отвечает царь.
– Но он ударил меня, дядя! Набросился на меня и…
– Да, это так, он сильно тебя потрепал. – Царь окунул палец в целительную мазь и нанес ее на ободранные костяшки пальцев племянника. – Ты же знаешь, что будет, если твой отец узнает имя мальчика, который тебя побил?
О да, Сибор хорошо знал своего отца, и то, на что тот был способен…
– Он убьет его, – тихо, будто бы опасаясь, что его подслушивают, произнес Сибор.
– Да. Убьет… – с грустью подтвердил Фаррел. – Но ты можешь не допустить этого, Сибор. В твоих руках прямо сейчас находится чья-то жизнь, чьи-то воспоминания, чья-то душа. Неужели ты способен вот так просто, одним лишь словом забрать все?
Сибор молчал, но Фаррел отчетливо видел ответ на свой вопрос на обеспокоенном лице племянника.
– У тебя добрая душа, Сибор. Пройдет время, и ты будешь великим царем силуитов, и все будут чтить тебя за твое милосердие, и самое главное – Единый будет с тобой. Всегда.
Фаррел положил руку на плечо племянника и пристально посмотрел на него.
– Для силутов грядут тяжелые времена, – начал Фаррел, – Наша земля умирает, превращается в безжизненную пустыню из-за нашей жадности и расточительности. Совсем скоро здесь не будет жизни, и всем нам придется искать новый дом. Всего этого можно было бы избежать, Сибор, если бы мы чтили законы Единого – не убивали бы друг друга, питая родные земли кровью наших братьев и сестер. Чтобы не допустить такого вновь, мы не должны нарушать законы Единого. Никогда.
Царь замолчал и посмотрел на каменную статую возле стены: Лико Единого, скрытое капюшоном. Фигура бога была в три раза выше царя. Единый стоял с распростертыми объятиями, словно бы желая обнять любого, кто подойдет. Не отрывая задумчивого взгляда от статуи, Фаррел произнес:
– Прямо сейчас силуиты нуждаются в милосердии. Нуждаются так, как не нуждались в нем никогда.
В зал вошел бирюч, обратив на себя внимание царя.
– Милостивый государь, пришло срочное послание от графа Джерома, с Новой Земли.
– Благодарю, дайте мне немного времени.
Бирюч покинул зал, и дядя продолжил:
– Прежде чем уйти, я хочу подарить тебе кое-что.
Фаррел снял со своей шеи подвеску из прочной нити и надел на шею племянника. Приглядевшись, Сибор увидел в символе очертания головы Единого, чье лицо было скрыто капюшоном.
– Твоя бабушка надела его на меня, когда я был примерно твоего возраста. Думаю, самое время и тебе носить его возле своего сердца.
Сибор потрогал приятную на ощупь нить железный символ. Подарок его восхитил