Сицилиец

Пьюзо Марио

Министр Трецца налил дону Кроче еще чашечку кофе.

— Согласен, — сказал он. — Я доверяю вам, поскольку мы друзья… Но меня волнует ваша безопасность. Когда Гильяно сделает свое дело и обнаружит, что помилования нет, он, конечно, будет считать вас во всем виноватым.

Дон кивнул, но ничего не сказал. Потягивал кофе и молчал. Министр долго смотрел на него, затем сказал:

— Вам вдвоем тесно на таком маленьком острове.

Дон улыбнулся.

— Я потеснюсь, — сказал он. — Поживем — увидим.

— Прекрасно, прекрасно, — сказал министр Трецца. — И запомните следующее. Если я могу пообещать моей партии голоса избирателей Сицилии на будущих

выборах и если затем я смогу решить проблему Гильяно к чести нашего правительства, то вы и не представляете себе, как высоко я поднимусь в Италии. Но как бы высоко я ни взлетел, я никогда не забуду вас, дорогой друг. Вы всегда сможете обратиться ко мне.

Дон Кроче передвинул в кресле свое массивное тело и подумал, будет ли прок, если сделать этого дубаря-сицилийца премьер-министром Италии. Но «Друзья друзей», конечно, сумеют использовать его глупость, а если он вздумает предать, то и прикончить такого ничего не стоит. И дон Кроче проникновенно сказал (а он славился своим умением производить впечатление искреннего человека):

— Спасибо вам за дружбу, я все сделаю, что в моих силах. Мы договорились. Завтра днем я уезжаю в Палермо и буду вам благодарен, если утром вы пришлете планы и остальные бумаги мне в отель. Что же до Гильяно, то, если вы не сумеете добиться для него прошения после того, как он сделает свое дело, я устрою так, что он исчезнет. Может быть, уедет в Америку или в какое-нибудь другое место, где не будет больше доставлять вам беспокойства.

Засим эти двое расстались. Трецца, сицилиец, поставивший себя на службу государству, и дон Кроче, считавший римское право и власть исчадием ада, существующим, чтобы поработить его. Ибо дон Кроче верил в свободу, свободу для него лично, которой он не обязан никому и которую он сам завоевал, сумев снискать уважение своих сограждан. Дон Кроче был убежден, что сражаться с Тури Гильяно, человеком, так похожим на него, а не с этим двуликим мерзавцем министром вынуждает его сама судьба.

Вернувшись в Палермо, дон Кроче призвал к себе Гектора Адониса. Он рассказал ему о своей встрече с Треццой и о том, к какому соглашению они пришли. Затем показал ему копии планов кампании, которую правительство решило начать против Гильяно. Маленький человечек пришел в полное отчаяние, чего как раз и добивался дон.

— Министр обещал мне, что эти планы не будут одобрены и осуществлены, — сказал дон Кроче. — Но твой крестник должен использовать всю свои власть, чтобы повлиять на ход будущих выборов. Он должен проявить твердость и силу и не печься так о бедняках. Надо все-таки думать о собственной шкуре. Он должен понимать, что не всегда ему представится такая возможность — союз с Римом и с министром юстиции. Ведь Трецце подчиняются все карабинеры, вся полиция, все судьи. Он может даже стать премьер-министром. Если это произойдет. Тури Гильяно сможет вернуться в лоно своей семьи, а возможно, даже и сам сделать карьеру в политике. Народ Сицилии любит его. Но прежде он должен простить и забыть. Я рассчитываю на тебя — повлияй на него.

— Но как же он может поверить обещаниям Рима? — сказал Гектор Адонис. — Да и потом, Тури всегда сражался на стороне бедняков. Он ничего не станет делать, если это не в их интересах.

— Он же не коммунист, — резко возразил дон Кроче. — Устрой мне встречу с Гильяно. Я постараюсь его убедить. Мы все-таки два самых влиятельных человека на Сицилии. Почему же нам не действовать сообща? Раньше он отказывался, но ведь времена меняются. Сейчас в этом его спасение — как и наше. Коммунисты нас обоих

раздавят с превеликим удовольствием. Я готов приехать для встречи с ним, куда он пожелает. И скажи ему, я гарантирую, что Рим сдержит свои обещания. Если христианские демократы победят на выборах, я гарантирую, что он получит прощение. Готов поручиться жизнью и честью.

Гектор Адонис понял. Дон Кроче готов рискнуть и навлечь на себя гнев Гильяно, если министр Трецца не сдержит свои обещания.

— Можно я покажу эти планы Гильяно? — спросил он.

Дон Кроче с минуту подумал. Он понимал, что никогда уже не получит их назад и, посылая их Гильяно, дает таким образом ему в руки могучее оружие. Он улыбнулся Гектору Адонису.

— Дорогой профессор, — сказал он, — конечно, ты можешь взять их с собой.

Поджидая Гектора Адониса, Тури Гильяно раздумывал, как быть. Он уже давно понял, что победа левых партий на выборах приведет к нему дона Кроче и тот станет просить о помощи.

Вот уже четыре года Гильяно распределял деньги и продукты среди бедняков в своей части Сицилии, но по-настоящему помочь им он сумеет только в том случае, если у него будет хоть какая-то власть.

Книги по экономике и политике, которые приносил ему Адонис, совсем сбили его с толку. Весь ход истории показывал, что надежды бедняков во всех странах связаны с левыми партиями. Однако он не мог стать на их сторону. Не мог он смириться с тем, что они выступают против церкви и высмеивают существующую на Сицилии со времен средневековья преданность семье. Понимал он и то, что правительство социалистов станет активнее выкуривать его из гор, чем христианские демократы.

Наступила ночь; Гильяно смотрел, как по всему склону горы загораются разложенные его людьми костры. Здесь, на выступе, обращенном к Монтелепре, он иногда слышал музыку, звучавшую по радио на городской площади, — музыку, которую передавали из Палермо. Городок лежал внизу геометрически правильным кольцом огней. Гильяно подумал, что, когда придет Адонис, и они обо всем переговорят, он пойдет проводить крестного, а потом зайдет к родителям и навестит Венеру. Он не боялся совершать такие вылазки. Вся провинция находилась под его контролем. Отряд карабинеров в городке не мог и пальцем шевельнуть, а если они все-таки осмелятся появиться возле дома его матери, с ним будет достаточно ребят, чтобы перебить их всех. У него теперь были свои вооруженные люди даже среди тех, кто жил на виа Белла.

Когда явился Адонис, Тури провел его в большую пещеру, освещенную американскими лампами на батареях; там стояли стол и стулья. Гектор Адонис обнял Тури и вручил ему небольшую сумку с книгами… А кроме того, дал чемоданчик, полный бумаг.

— Я думаю, ты сочтешь это любопытным. Ты должен сейчас же это прочесть.

Гильяно выложил бумаги на стол. Это были приказы, подписанные министром Треццой: еще тысяча карабинеров направлялась на Сицилию для борьбы с отрядами Гильяно. Были тут и планы кампании против Гильяно, составленные начальником штаба армии.

Гильяно с интересом ознакомился с ними. Это не испугало его — просто придется уйти глубже в горы, но предупреждение пришло вовремя.

— Кто вам их дал? — спросил он Адониса.

— Дон Кроче, — сказал Адонис. — Он получил их от самого министра Треццы.

Тури, казалось, это не удивило. Он даже слегка улыбнулся.

— Это что, должно напугать меня? — спросил Гильяно. — Горы — большие. Сколько бы они сюда ни послали людей, все тут и останутся, а я как засыпал у дерева под собственный свист, так и буду засыпать.