Сицилийский специалист
Шрифт:
— Хорошо бы сбежать от этой громкой музыки. И чтобы можно было раздеться.
— Тогда поезжай мимо клуба «Мирамар». Скажи, чтобы тебя везли на запад от города. К востоку ничего приличного нет. А Баракоа — неплохое место, но за рифом водятся акулы и барракуды, поэтому далеко не заплывай. Хочешь нанять машину?
— Возьму, наверное, в «Херце».
— От машины далеко не отходи. Не то через пять минут останешься без колес.
Марк проехал еще пятьсот ярдов по проселку и остановился в теня разлохмаченной ветром пальмы, где следы от колес машин, съехавших вниз на берег, заносило песком. Он выключил мотор и с минуту сидел неподвижно. И тотчас же со всех сторон из своих норок в песке вылезли маленькие розовые крабы. По шоссе каждые три-четыре минуты проходил грузовик. Над «Мирамаром», таща за собой рекламу пива «Кристалл»,
Через полчаса из-за скалы вдруг появился негр с кучей раковин, которые он отыскал на мелководье. Неподалеку от хижины он принялся вытаскивать из них моллюсков. В любом другом месте он просто взял бы мачете и срезал верхушку раковины, но здесь, возле прибрежных клубов, отполированные раковины раскупались в качестве сувениров. Чтобы вытащить моллюсков, негр поднимал раковину высоко над головой, а потом изо всех сил швырял на мокрый песок. После двадцати-тридцати подобных бросков оглушенный и умирающий моллюск наконец раскрывал створки своего панциря. Ловец раковин, негр с длинными, огромных размеров конечностями и порыжевшими от солнца и соленой воды волосами, устраивал из этой операции целое представление: он прыгал и танцевал на песке и, швыряя раковину, с громким призывным криком откидывал назад голову. Он, казалось, не замечал Марка. Марк с презрением следил за его прыжками — какой-то получеловек, существо сумеречных глубин чуждого ему мира, почти обезумевшее от нищеты и одиночества.
Он подождал, пока пламенное солнца не коснулось горизонта — чуть отпрыгнуло и скользнуло за него, — а потом поехал в Гавану в контору Спины у стен кладбища.
— Человека этого мы получили, — сказал Спина. — Все в порядке. Мы можем взять его на тех же условиях, что и с мексиканцем: двадцать тысяч в день или пятьдесят за неделю. Завтра утром он прилетит из Нуэва-Хероны.
— Один?
— Об этом ничего не было сказано.
— Дон Сальваторе, почему они уверены, что он вернется в тюрьму?
— По словам моего друга, у него есть сынишка, которого будут держать как заложника, пока он не явится.
— Какой ужас!
— Ужас, конечно. Кому это по душе? Тем не менее мы его получили. Главное теперь, сумеем ли мы его использовать? Есть какие-нибудь мысли? Что насчет пляжа?
— Скорее всего это произойдет в Баракоа.
— Я так и думал.
— Если ему нужно безлюдное место, то Баракоа, пожалуй, самое подходящее.
— Никого там нет? Ты проверил?
— Только рыбаки.
— А движение на дороге?
— Иногда идут грузовики. Редко. Вся местность выглядит так, будто по ней пронесся ураган.
— Полиции нет?
— Я никого не видел.
— У них и тут дел хватает, куда им соваться за город.
— Там совсем тихо. Всего двадцать миль от города, а словно попал в другой мир.
— Лучшего места не придумаешь, — сказал Спина. — До того здорово, что даже не верится. — Он задумчиво улыбнулся, точно припомнив что-то личное. — А ведь такое дело никогда легким не бывает. Это самое трудное на свете — убрать человека так, чтобы все прошло гладко. Всегда что-нибудь да стрясется непредвиденное.
— Они могут передумать и вообще не поехать на побережье, Дон Сальваторе. Или завтра налетит ураган.
— Если в этом сезоне еще суждено быть урагану, он обязательно случится завтра. Тем не менее давай все обдумаем на тот случай, если урагана не будет.
Глава 7
Боначеа Леон оказался на редкость невзрачным субъектом. Около одиннадцати утра Марк с Боначеа подъехали к Марианао, поставили машину на стоянку у ресторана, мимо которого обязательно должна проехать любая машина, идущая в западном направлении, и устроились под зонтом с эмблемой кока-колы в пятидесяти ярдах от синеватой полосы дороги, аккуратно окаймленной отбрасывающими ровную тень пальмами. В ресторане никого не было. Под жгучим солнцем все вокруг словно вымерло, не проезжали даже машины. Шофер, бандит из Канзас-Сити, прибывший от Спины вместе с машиной, потягивал лимонад, сидя за рулем. Он был похож на гангстера из фильмов тридцатых годов: носил не, снимая шляпу и говорил сквозь зубы, У всех троих были официальные ordenes de mission [18] , которые избавляли их от вмешательства полиции, а у Боначеа вдобавок охранное свидетельство, подписанное секретарем министра внутренних дел.
18
Служебные удостоверения (исп.).
Боначеа ел рубленый шницель с такой сосредоточенностью, с какой слушают классическую музыку. Он сидел сгорбившись и задумчиво жевал, рубашка его обвисла, открыв впалую грудь. У него была восковая кожа, как у туберкулезника — казалось, будто под ней не бежит кровь.
Спина сумел весьма немного разузнать о Боначеа. Он был пастухом в Альта-Грасиа, провинция Камагуэй, в шестнадцатилетнем возрасте его завербовали в отряд, созданный кубинским диктатором для борьбы со своими внутренними противниками. Возвращаясь в поезде домой после обычной расправы с населением, Боначеа выстрелил в крестьянина, ехавшего на запряженном быками возу по тракту параллельно железной дороге, и убил его, за что был приговорен к пожизненному заключению. Он сказал психиатру, что причин для убийства крестьянина у нею не было, но признался, что в момент убийства находился в состоянии сексуального возбуждения. От внимания некоторых лиц, наблюдавших за судебным процессом, не ускользнула характерная деталь: Боначеа сумел прострелить человеку голову из окна поезда, шедшего со скоростью примерно сорок миль в час.
Боначеа дернул Марка за рукав. Ему захотелось показать фотографию своей семьи, на которой были запечатлены толстогубая мулатка-жена и светлоглазый, с мелко вьющимися волосами мальчик в матроске. Это и был сын, которого держат в качестве заложника. Свадьбу Боначеа сыграли в приходской церкви Нуэва-Хероны, и на ней присутствовал заместитель начальника тюрьмы. «Он живет как в „Уолдорф-Астории“, — заметил Спина. — Его навещает жена, с которой он спит, когда захочет. Он — большая ценность для администрации».
Боначеа заказал еще один шницель, понюхал и принялся жевать. Потом судорожно глотнул, открыл рот, ловя воздух, и снова сделал знак официанту.
Гангстер за рулем едва слышно просигналил, и Марк увидел, как из пористой дали решительно вынырнул принадлежащий «Херцу» шоколадный «кадиллак». Он встал и скользнул за бамбуковый занавес, сквозь который дорога тоже была видна, а человек из Канзас-Сити лег на переднее сиденье и притворился спящим. «Кадиллак» подъехал и, шурша колесами по гравию, круто свернул на стоянку. Один телохранитель сидел рядом с шофером на переднем сиденье, а Кобболд — между вторым телохранителем и одетой в белое Линдой — на заднем. Первый телохранитель вошел в ресторан и тотчас вышел обратно, неся несколько картонных коробок и голубую пластиковую сумку. Все это он положил в багажник, и они снова тронулись в путь, по-прежнему держа курс на запад. Марк и Боначеа подождали, пока «кадиллак» не скрылся из виду, потом сели в машину и черепашьим шагом поехали за ним. Проехав пять миль, они увидели, что «кадиллак» остановился именно там, где Марк и предполагал. Они съехали с дороги в заросли карликовых пальм. Боначеа достал винтовку в коричневом парусиновом чехле, в каком обычно носят удочки; оставив шофера в машине, они с Марком спустились на пляж и пошли по песку.
Со своим чехлом для удочек Боначеа тотчас вписался в ландшафт: человек без определенных занятий идет на рыбную ловлю. Марк знаком велел ему подождать, а сам пошел дальше. Одному будет легче, если получится нечаянная встреча или если он сам, выскочив из-за дюн, вдруг наткнется на них («Я гак и знал, что встречу тебя здесь, Эндрю. Нет, не буду вам мешать. Где тут можно купаться нагишом?»).
К счастью, он заметил Кобболда и его компанию с вершины песчаной насыпи, образовавшейся с подветренной стороны карликовых пальм. Под пляжным зонтом раскинули стол, и Линда с шофером распаковывали коробки с едой. Кобболд и его телохранители стояли у воды и смотрели, как рыбаки, ухватившись с двух сторон за концы мелководной сети, медленно тянут ее к берегу.