Сидр для бедняков
Шрифт:
— Сейчас самые лучшие времена. Никогда они не были так благоприятны.
— Сейчас невозможно составить капитал. При шести процентах годовых.
— Проценты будут возрастать. Теперь или никогда, Вилли. Не строй себе иллюзий.
— Отец прав, — поддакнул дядя Йооп. — В экономике небывалый расцвет. Как человек, связанный с деловой жизнью, я вижу это ежедневно. Мы постоянно испытываем нехватку рабочей силы.
— Не строй себе иллюзий, — повторил дедушка. — Ты же деловой человек, черт побери, и отлично знаешь,
Папа выправленной вилкой накалывал на скатерти квадратики — четыре на четыре. Из четырех таких квадратиков получался новый квадрат, а четыре новых складывались в еще больший.
— Иллюзии, — пробормотал он.
— Конечно, иллюзии! — взорвался дедушка. — Год за годом дело ждет тебя. Теет следит, чтобы все было в порядке. Будь у меня хоть малейшие основания считать, что у тебя серьезные намерения насчет твоего «дела», тебе бы только пальцем шевельнуть. Но все эти годы ты ни разу даже не заглянул сюда. Ты знаешь, что здесь все твое и что этого тебе хватит с лихвой. Потому и тешишь себя мыслью, что у тебя есть «дело» и что когда-нибудь ты достигнешь великих свершений. А между тем упускаешь одну возможность за другой. Я могу сказать, зачем тебе понадобился склад. Просто ты боишься признаться самому себе, какое ты ничтожество.
Дедушка был очень возбужден. Лицо его налилось кровью. Он то и дело взмахивал рукой и несколько раз даже пристукнул кулаком по столу. Дядя Йооп украдкой поглядывал на дверь, за которой предположительно скрывалась тетушка. Мартышка и кронпринц яростно жевали жесткое мясо. Папа, казалось, вовсе не слушал своего старого отца, сосредоточив все внимание на выкалывании квадратиков. Но теперь он спокойно ответил, хотя спокойствие было чисто внешним. Он как бы хотел противопоставить его дедушкиному возбуждению.
— Это не так, отец.
— А как же тогда?
— У меня нет твоего честолюбия. Я не стремлюсь к великим свершениям. Памятника себе я не воздвигну. А зарабатываю я больше чем достаточно. Так чего ради я стану вешать себе на шею такую обузу?
— Я всю жизнь работал ради тебя.
— Я не намерен повторять твоей ошибки.
— У тебя тоже есть сын.
Кронпринц покраснел до ушей: вот решается его судьба.
Но папа только пожал плечами.
— Значит, склад тебе не нужен?
— Мне все равно.
— Зачем же ты его просил?
Папа подумал. Потом ответил:
— У меня иллюзий нет. Это у тебя иллюзии. Я попросил склад, потому что хотел доставить тебе удовольствие. Но не думай, что ты можешь распоряжаться моим будущим. У меня своя жизнь, и дел мне хватает. Я хожу по земле не только для того, чтобы подтвердить, что жил когда-то на свете некий Франс ван Зипфлих.
Наступило молчание.
— Можно мне выплюнуть? — спросила Мартышка, ворочая за щекой ком непрожеванного мяса.
Она очень старалась, но мясо было такое жесткое, что она никак не могла его проглотить. Дедушка нетерпеливо махнул рукой. Кронпринц пожалел, что не догадался попросить о том же, ведь он только что проглотил непрожеванное мясо, и здоровенный ком до сих пор не дошел до желудка.
— Значит, ты так решил? — сказал дедушка, будто все еще, после стольких лет, не мог этому поверить.
Папа промолчал.
Дедушка мрачно уставился в тарелку, потом решительным движением отодвинул ее от себя.
— Йооп, позови свою жену! — И, видя, что Йооп в растерянности замешкался, добавил: — Я хочу кое-что вам сообщить.
В спешке зять забыл прикрыть за собой дверь, и из кухни донесся настойчивый шепот, после чего на пороге появилась тетушка. Она шла потупившись, держа в руках поднос, на котором трепетали пять маленьких пудингов. Не говоря ни слова, она поставила поднос на буфет и оделила всех, кроме себя, сладким. Затем она заняла свое прежнее место за столом. Руки она сложила на коленях, изображая раскаяние, словно благонравный ребенок. Дядя Йооп сел рядом с ней.
Дедушке, видно, стоило труда начать разговор, но наконец он откашлялся и сказал:
— Значит, Вилли хотел доставить мне удовольствие. Ладно. А у меня есть для вас новость. Зря хлопочете. У одного человека лежит в кармане предварительная купчая на эту усадьбу.
— Что? — воскликнула тетушка, не успев взять себя в руки. — Кто это?
— Градус Янсен. В среду на следующей неделе купчая будет подписана, так по крайней мере мы договорились. Но можно и отложить. Не знаю, кто там ведет дела после Ромвиля… Вероятно, помощник нотариуса. Янсен собирается разрушить все в нижнем этаже и устроить там выставочный зал…
— Выставочный зал!..
— Склад он переоборудует под ремонтные мастерские. Деревья будут вырублены, если он получит разрешение, пруд осушен и вся территория заасфальтирована.
На глазах у потрясенных тетушки и дяди Йоопа их мечта, такая, казалось, верная и надежная, дала трещину, которая все увеличивалась, расширялась, все быстрее, быстрее, и наконец рухнула, оставив лишь кучку бесформенных обломков. Папа, как он ни был ошарашен, не подал виду, только спросил:
— Сколько ты получил за него?
— Триста тысяч.
— Неплохая цена.
— Куча денег, ты хочешь сказать!
— Вот именно.
Старик говорил теперь без малейшего раздражения. Весь какой-то потухший, по-старомодному заткнув за ворот салфетку, сидел он за столом как живое воплощение фатализма. К пудингам никто не притронулся, на их поверхности блестящими лужицами выступила влага. Дедушка сдернул салфетку и неверной рукой зажег сигарету. Дядя Йооп встал из-за стола, подошел к двери, взялся за ручку и снова обернулся. Лицо его исказила мучительная гримаса.