Сиф
Шрифт:
— Хочешь.
— Нет. Ты меня бесишь.
— Это первый шаг на пути к влюблённости. — Поучительно выдал он.
Зараза! Раскусил меня, словно первокурсницу, сейчас играет, а через день выбросит за дверь.
— Я все равно скажу нет. Из принципа. — В гневе я вскочила с кровати. — Ты такая заносчивая задница, что бросится тебе на шею может только малоуважающая себя охотница за грудой мышц с деньгами и властью. Но это не про меня. Мне нужно уважение.
Терон просто запрокинул голову и искренне рассмеялся.
— Я же говорил. Такое самомнение в таком мелком существе. Поразительно просто. — Он словно начал разговаривать с самим собой и встал с кресла.
В этом он был совершенно не прав. Я никогда
Всю жизнь я работала во славу своего мужа и его проектов, вышла замуж, подчиняясь доводам разума, оставила себе своё имя по настоянию всех своих домочадцев, переехала в Швейцарию вопреки своему желанию и только потому, что родители настояли. Моим жизненном кредо стало непричинение родным даже малейших неудобств.
И в то же время именно поэтому я постоянно испытывала недовольство: я жила чужими желаниями и обстоятельствами. Меня даже на этот корабль вытолкнули, не спросив, хочу ли я этого! Хотя чего лукавить: если бы действительно спросили, скрыв весь пошлый подтекст, я бы ответила, что очень хочу! Для меня это был шанс начать новую жизнь, найти себе новое применение, познать новые науки, процессы, вникнуть в глубь мироздания.
А он… Он… Он считывает только поверхностные эмоции. Интересно, а его заносчивость настоящая или он тоже маскирует какие-то комплексы? Я пытливо посмотрела на него, пытаясь просканировать что-то, что крылось за его огромными горящими глазищами. Он тоже воззрился на меня.
— А сейчас ты чувствуешь свою незначительность. Сожаление. Утрату. Горечь. И опять это предвкушение. Что ты предвкушаешь, мой маленький зверёк? — Он протянул это с такой хищной мягкостью. Его глаза горели неподдельным интересом и даже восхищением. Алекс никогда не смотрел на меня так даже в лучшие годы. Долго, испытующе, изучающе, заинтересованно и радостно. На словах Терон убеждал меня в моей незначительности. Но в то же время хотел меня узнать и прочитать. Алексу я была действительно не интересна. Сейчас же мужчина передо мной желал проникнуть в мою голову, разобраться во всём, что я чувствую. Я была интересна ему до чёртиков. И тогда я почувствовала радость. Искреннюю радость своему маленькому открытию.
— Столько эмоций! — Прохрипел он, приближаясь. — Они сменяют друг друга лавиной, сходящей с вершин Дака-Оны. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Его глаза двигались под веками будто бы он смотрел какой-то фильм. А я, я смотрела на его прекрасное лицо и радовалась. Просто радовалась тому, что он хотел меня. Не сексуально. Или… Не знаю, но он хотел меня узнать. Я, маленькая земная женщина со всеми своими тараканами вдруг стала интересна огромному и прекрасному космическому титану так, как не была интересна ни одному из земных существ. Я вглядывалась в его лицо, в эту идеальную кожу, густые ресницы, растрепанные волнистые волосы, цвета гречичного мёда. И мне захотелось их потрогать. Рука сама дёрнулась к нему, живя своей отдельной жизнью. Ей очень хотелось пропустить эти волосы между пальцев, ощущать их прохладу и жёсткость.
Он резко открыл глаза, и в них полыхало такое пламя, что в один миг оно вызвало резкий прилив тепла внизу живота. Я непроизвольно сжала бедра. Моё тело мне не подчинялось. Его реакции на этого мужчину были не подконтрольны рассудку, который очень не вовремя уснул и совершенно не выдавал своего присутствия. Я никогда не сталкивалась с таким, и в этом смысле была полнейшим дилетантом. Наш секс с Алексом проходил по чётко отработанной схеме, каждый раз — одной и той же. Он никогда не смотрел на меня так, никогда не изучал. В постели он мастерски точно и очень быстро отыгрывал свою роль и больше уже не возвращался к этому в высшей степени бесполезному занятию. Не говоря о последней паре лет, когда близости между нами не было вовсе.
Терон недовольно закрыл глаза.
— Я не читаю мысли, но твои эмоции говорят мне, что у тебя в голове живёт маленькая обезьянка. Она скачет с ветки на ветку, от мысли к мысли, вытягивая из тебя бесконечный поток сменяющих друг друга эмоций. Они никак не могут остановиться. Они никогда не дают тебе покоя, никогда не прекращаются, даже когда ты спишь. Это просто ужасно. Ты не можешь послушать тишину, остановиться и вдохнуть воздух абсолютного покоя и безмятежности. Ты не можешь от них избавиться, не можешь отдохнуть, ты всё время думаешь, думаешь, думаешь. — Он шептал мне на ухо. А я даже не поняла, когда он подошёл так близко. — Анализируешь и никогда не приходишь к состоянию финального вывода, который дал бы тебе отпущение от этой постоянной работы. Замри. Просто замри.
Он вдруг притянул меня к себе. Я напряглась и поставила руки ему на грудь. Но он продолжал дышать мне на ухо и шептать своим мягким, лишённым привычного высокомерия голосом:
— Не думай. Ни о чём не думай. — Он коснулся указательным пальцем точки между бровей у меня на лбу. — Отключи свой безумный водоворот идей и эмоций. Усыпи свою маленькую обезьянку, на которую ты тратишь столько энергии и сил, не видя ничего вокруг.
Он притянул мою голову к своей груди, и я услышала стук его мощного сердца. Оно билось прямо у меня под ухом.
— Слушай только его. Думай только о нём. — Он положил свою тяжелую ладонь на мою голову, закрыв второе ухо, и отгородив от прочего окружающего мира. Я слышала только пульсацию его огромного мужского сердца, вдыхала его запах, была полностью окружена его руками. И вдруг… услышала звенящую тишину. Она исходила из самого центра моего мозга. И не было больше ничего, что металось бы по нему нервными импульсами, постоянно будоражащими мой внутренний мир. Ничего не отвлекало меня от этого самого прекрасного звука на свете. Сердцебиения сильного совершенно существа, которое обнимает меня, защищает от всего, что захочет причинить мне малейшее неудобство. Это было глупо, но именно так я ощущала себя в этот момент. Бесконечное доверие к тому, что он не даст меня в обиду. Обидит сам — да, тысячу раз — да. Просто потому что он родился такой высокомерной задницей. Но не дай Бог кому-то ещё в этой Вселенной и всех соседних придёт в голову обидеть меня. Это было наваждением и иллюзией, но я не хотела сопротивляться им.
Он приподнял мой подбородок своей тёплой ладонью и заставил посмотреть ему в глаза. И хотя мне пришлось оторваться от его груди, стук его сердца всё ещё стоял у меня в ушах, отмеряя свой убаюкивающий гипнотический ритм. Глаза Тера блестели в приглушённом свете каюты тысячью алмазов, а его взгляд блуждал по моему лицу в поисках чего-то очень для него важного. Большой палец его руки провёл по моим губам и заставил их раскрыться. Тер несколько раз шумно вдохнул, рассматривая мои губы, а потом с жадностью человека, впервые пробующего мороженое, вдруг припал к ним и слегка прикусил своим ртом. Он раз за разом пробовал их на вкус, прежде чем со стоном погрузить свой язык в недра моего рта. Он изучал его тщательно и настойчиво. Его дыхание участилось, язык стал более требовательным, а руки настойчиво блуждали по моим бедрам, спине и ниже. Незаметно для меня мы оказались возле кровати, и он аккуратно толкнул нас на неё, ни на сантиметр не отрываясь от моего тела. Он лишь немного задержал свой вес на локтях, чтобы не раздавить и по-хозяйски раздвинул мои колени своими. Он был такой широкий, что ноги пришлось развести вполне ощутимо. Но когда он утроился между них — это было самое правильное, что случилось со мной за все последние годы. Мой комбинезон, который я так настойчиво выпрашивала у Даро, стал жуткое мешать мне.