Сихиртя с мёртвого судна
Шрифт:
– Погоди… Товар не тронем. Лоцию же забрать надо, – сказал он сурово и припомнил известную поговорку: – И опосля нас помор 13 на промысел пойдёт, как же след для него после себя не оставить?
Савва согласно кивнул. Поморские лоции – это святое. Издавна мореходы сурового Севера подробно описывали в них опасные места, безопасные подходы к укромным бухтам, где можно было спрятаться от волн и бушующих ветров. Там же были данные о приливах и отливах, о скорости морских течений, и судоходности рек в период паводка и засухи.
13
Помор –
Такие записи помор дома за божницей хранит, а на судне кормчий, спать ложась, под подушку их кладёт. Эти книги из поколения в поколение передаются, как самое ценное наследие.
Дурной приметой было брать из трюмов рыбу, нерпу и моржовую кость, которую добыли погибшие промышленники. Батюшка-Море, забрав их с собой, имел право и на их добычу. Взять лоцию, молитвенник и иконки, коли на судне они были, не возбранялось всякому доброму христианину.
– Вы на нос загляните. Может, там, у печи, кто-то живой ещё есть. Да в трюме проверьте… Я в казёнку 14 загляну.
14
Казёнка – (помор.) каюта хозяина или кормчего на судне
Кочмара – судно небольшое, но имеющее свои отсеки. На носу выкладывали печь, там готовили, и там же располагался кубрик. В средней части, в трюме, перевозили товары, рыбу, птицу, нерпу, моржовую кость. На корме располагалась каюта кормчего.
Туда Яков Осипович и направился, предоставив спутникам право обследовать нос и трюм. Вход оказался заперт, как этого и следовало ожидать. В шторм закрывали всё, что можно, чтобы вода не попадала во внутренние помещения. Ко всему прочему низ у двери оледенел. Чертыхнувшись второй раз, Бекетов достал поясной нож, и стал отбивать наледь от порога.
Он работал, чувствуя спиной неприятное ощущение сверлящего взгляда закоченевшего трупа.
– Нет там живых, – Илко поднялся из трюма и подошёл к Бекетову. – Не доброе тут место… Уходить надо…
– Подсоби-ка мне с дверью, – не слушая его, приказал Бекетов. – Лоцию возьму, иконки поищу. Креста на берегу не оставить, так глядень 15 из камней сложим под скалами, куда вода в прилив не достанет. Иконку меж камней оставим за помин души рабов Божьих… Вот и будет им часовенка…
15
Глядень – (помор.) пирамидка из камней. Оставалась как знаковое место, в том числе и там, где происходили кораблекрушения.
Илко подошёл к нему. Порывом налетевшего ветра сбило ему капюшон на спину.
– Сменный ветер… – сказал самоед. – От берега он… плохо это… Сейчас тут край лохты 16 зарупасило 17 , а может и всё зарупасить.
– Про ветер сам понимаю… Ничего… Мы сейчас быстро управимся… Да и не оторвёт льдины так быстро… Тут наторосило хорошо, да морозцем прихватило. Я больше за ладью беспокоюсь… Не шибко удачно мы встали… Как бы её с якоря не сорвало…
16
Лохта – (помор.) небольшой залив.
17
Зарупасить – (помор.) загромоздить льдом, наторосить.
Бекетов поднялся и резко потянул дверь на себя. Самоед не шевелился, глядя на небо.
– Туча идёт, – узкие глаза старика стали совсем тонкими полосками, когда он взглянул на выползающую из-за скал свинцово-синюю громаду облака. – Низко она… Буря будет…
Бекетов заглянул внутрь казёнки.
Так повелось, что на малых судах часто кормчие были главными лицами, выполняя функцию капитанов и командуя артелью. Настоящие владельцы судов, в частности купцы, оставались на берегу, сдавая свои суда промышленникам в аренду. Следовало забрать все имеющиеся на борту бумаги, чтобы позже предоставить их в Архангельское адмиралтейство.
Оставив двери открытыми, чтобы дневной свет проникал в помещение, Бекетов бегло осмотрел нехитрое убранство казёнки. Оно было простым: кровать с наваленными на неё шкурами, что использовались вместо одеял, рундук 18 , да письменный стол. В его ящике лежала старая лоция, пара каких-то писем, да кошель с тремя рублями с полтиной.
Яков Осипович сначала положил кошелёк на место, но потом не удержался и потянул его в карман.
– Вы уж не обессудьте… Деньги вам не к чему, а я вам, мужички, на те деньги лучше панихиду закажу, – пробормотал Яков Осипович неизвестно кому.
18
Рундук – большой ларь, устанавливаемый во внутренних помещениях корабля, который используется для хранения личных вещей, используемый, как сиденье.
Тут ему показалось, что в темноте что-то шевельнулось…
Он резко обернулся, но никого не увидел.
– Илко, ты, что ли шумишь? – спросил он в двери, зная, что самоед остался снаружи.
Не дожидаясь ответа, Бекетов, сунув бумаги за пазуху и крепко подтянув пояс, чтобы они не выпали, подошёл к красному углу, где висела икона Николы Морского 19 – самого почитаемого среди мореходов святого. Сняв её и спрятав на груди, Яков Осипович вышел наружу.
19
Никола Морской – Николай Чудотворец
– Уходим, – сказал он, взглянув на край тучи, выползающий из-за скал.
Резкий порыв ветра заставил его отвернуть лицо в сторону ладьи, что ожидала их у другой оконечности мыса, там, где льда совсем не было.
– Матерь божья! Только бури нам не хватало, – крикнул Савва, который уже маячил у борта, готовясь покинуть кочмару.
– Тихо! – Бекетов сделал знак рукой и остановился, с удивлением прислушиваясь.
– Ты что, Яков Осипович?
– Показалось… будто плачет кто… Тоненько так… – кормчий, откинул капюшон и недоумённо обернулся.
Все трое замерли, словно бы среди завывания ветра и шума волн можно было различить в этом навьем царстве какой-то живой, посторонний голос.
– Нет тут никого. Я и на носу смотрел, и в трюм спускался, – сказал Савва недоумённо.
Бекетов обернулся… Тут, и правда, живых не было. Только скрючившийся у борта труп смотрел на них пустыми заледеневшими глазами.
– Яков Осипович, уходим, – жалобно протянул молодой. – Нам ещё до берега добраться надо, а оттуда на лодке – до ладьи… – он первым, зацепив верёвку за багор, спустился вниз, на льдину. Прыгать он опасался, чтобы сбитые затором и недавним морозом льдины не разошлись под его ногами.