Сила притяжения
Шрифт:
Однако, по тому, с каким видом мужчины нашей семьи переглянулись, я могла сделать вывод, что имели они в виду и школу, и уроки, и прочие прелести. Танцоры, что с них взять? Фанатики.
Мой телефон завибрировал, сообщая о входящем смс. Быстро его прочитав, я поднялась на ноги:
— Настя приехала за мной. Увидимся.
— Веди себя прилично, — насупился папа, — Разбей в первый же день окно в столовой, или нахами преподавателю. Заставь семью тобой гордиться!
Я только закатила глаза, напоминая себе, что мой отец — взрослый человек, а не подросток, примеривший на себя его оболочку. Чмокнув обоих родителей и потрепав по макушке Сашу, я, прихватив сумку, поспешила выскочить из дома.
На подъездной дорожке стоял и ждал меня темно-синий «фольцваген-жук», за рулем которого сидела моя самая лучшая в мире подруга — Настя Грозная. Это фамилия такая, если что, так-то эта девушка и мухи обидеть не могла. Слишком мечтательная, какая-то неземная — она производила впечатление ангела, который по ошибке оказался на земле и пытался адаптироваться к этому жестокому миру. Выходило у неё с переменным успехом, если честно.
Сев на переднее сидение, я улыбнулась:
— Ну привет, красотка.
Настя повернулась ко мне, сдвигая солнечные очки на макушку и являя миру свои чудесные светло-серые глаза. Её длинные светло-русые волосы, как и всегда, были заплетены в неряшливый пучок, а на потертой футболке я разглядела пятно краски. Грозная была дочерью весьма известного художника, и унаследовала от него не только гены, отчество и фамилию, но и талант. Быть может, это было еще одной причиной её некоторой отчуждённости — гении всё видят в несколько ином свете и мир наш воспринимают по-другому.
Послав мне в ответ дружелюбную улыбку, Настя сказала:
— Привет. Я взяла твой любимый какао с корицей и булочку с кленовым сиропом.
Я уже говорила, что Грозная — моя лучшая подруга? Так вот, это — еще одна из причин, которая ежедневно подпитывала мои чувства.
— Я люблю тебя, ты знаешь? — заметила я, оглядываясь на заднее сидение и тут же забирая один из стаканов в картонной подставке.
Мой день просто не мог начаться без доброй порции какао. Модный среди студентов кофе пить я не могла — в свои двадцать лет я умудрялась мучиться с давлением и головными болями, чаёв у меня дома было столько, что впору было свою лавку открывать. А какао из сети городских закусочных — это же была сказка! Сладкий, вкусный, с щепоткой корицы — ммм! Всё, меня ни для кого нет ближайшие пару минут.
— Слышала что-то такое, — хмыкнула Настя в ответ на моё, смею заметить, более чем искреннее признание, — Ну что, готова открыть новый учебный год?
Я тоскливо вздохнула:
— Разве к такому вообще можно подготовиться? Ладно уж, поехали. Покажем себя этому миру.
*****
Юлиан
— Мам! Где мой медиатор с автографом Кобейна? Мам! МАМ!!!
— Я услышала тебя ещё в первые тридцать раз! Я не знаю, где он! У тебя же их полно! Возьми другой!
Я только раздражённо выдохнул, запуская в волосы растопыренную пятерню. Женщины! Что бы они понимали вообще!
— Мне нужен этот! Я всегда с ним начинаю учебный год! Это мой талисман! — чуть ли не взвыл я, переворачивая всё в своей комнате, в тщетной попытке найти маленький кусочек пластика.
Я ведь совершенно точно клал его на стол перед сном! Специально, чтобы не забыть! И вот куда он мог деться? Не сам же ушёл. А что, хотел бы я на это посмотреть — как маленький пластиковый треугольник с закруглёнными краями, устав от жизни в таком бардаке, со вздохом, полным тоски, берёт в руки узелок — и сваливает. Интересно, а с собой он что прихватил? Может, мои струны для гитары? Так, чёрт возьми, я опять думаю не о том. Медиаторы не умеют ходить.
Хотя, погодите…а что если?
— Влаааад! — протянул я голосом, полным угрозы, — Куда ты его дела?
Ответом мне было сдавленное хихиканье, донесшееся из другой комнаты. Бинго.
— Убью! — громогласно воскликнул я, бросаясь в сторону соседней двери.
Та, однако, распахнулась раньше — при этом едва не впечатавшись в моё лицо, что грозило мне некоторыми неприятными ощущениями, и оттуда выпорхнуло нечто, что считалось моим ближайшим родственником.
— Папочка! — заверещала моя младшая сестра, пытаясь найти защиту у единственного мужчины, который считался для неё авторитетом, — Меня Юлька обижает!
Я рыкнул:
— За Юльку ответишь!
Из ванной выглянул отец, при этом вытирая лицо полотенцем. Мелкая, не будучи дурой, тут же юркнула ему за спину. Родитель же, мигом оценив расстановку сил, нахмурился:
— Юлиан, прекрати задирать сестру.
— Но она забрала мой медиатор! — пожаловался я, как маленький, кивая в сторону довольной Владки, которая при этом умудрялась еще и рожицы мне корчить.
— Медиатор этот, прежде всего, мой. Я его тебе подарил, — напомнил мне отец, — И могу точно также его отобрать.
— Это нечестно, — буркнул я недовольно, — Где твоя мужская солидарность? Почему ты позволяешь женщине манипулировать твоим сознанием? Мы должны объединиться — и прижать тут всех к ногтю! А не вот это вот всё, — обвел я красноречивым взглядом коридор.
— Так, завоеватели, — из кухни выглянула мама, — Завтракать идите. Иначе я вам тут устрою такое, что Ледовое побоище покажется вам просто милой зимней прогулкой.
— Она может, — со вздохом кивнул отец, — Юлик, Влади — не злите маму. И не ругайтесь, — наставил он нас, как малышей.
Мы с сестрой одинаково поморщились. Наши имена нас, мягко говоря, раздражали. Идея назвать своего первенца Юлиан пришла в голову моей маме. И я честно не знаю, чем эта мудрейшая в мире женщина думала в тот момент, девятнадцать лет назад. Может быть — это ведь не исключено — что в её кровь попадало слишком много того страшного гормона, который выделяется во время беременности. Отец — святой человек! — разумеется, выступил против, заявив, что его сын не будет носить женское имя. Родители страшно поругались, и, кажется, в тот день папа усвоил одну простую истину — злить беременных не стоит. Они ой какие злопамятные. Потому что, выписавшись из роддома, моя матушка, вооружившись помощью подруг и прихватив мало что соображающего меня, отправилась в ЗАГС, где записала меня как Кораблёва Юлиана Артёмовича.