Сила Зверя
Шрифт:
Да охотились то на кабанов обычных, в краях этих многочисленных. Стилл знал этих животных еще по своему миру. Но помимо этих свиней, водились и вепри размеров огромных, гроза лесных хуторов. Твари эти, могучие и яростные для охотничьего трофея мало годились. От их шкуры бесполезно отскакивали самые острые стрелы. Наточенные наконечники копий скользили по густой жесткой щетине, зверю вреда не принося. Собаки, сколь бы злы и натасканы он не были, гибли одна за одной. Распороть своими ужасающими бивнями брюхо коню, свалить его наземь, расправиться с всадником для матерого секача трудов не представляло. А уж про загонщиков, тут и поминать нечего. Кто не успевал на дереве спастись, только растерзанные тела отмечали путь
К счастью этих опасных тварей было мало. Звери в стаи не собирались, вели одинокий, скрытый образ жизни. Открытым пространствам предпочитали непролазные дебри, еловые урочища да болота. Люди старались их избегать, не тревожить. А те, в свою очередь, сами нападали редко, предпочитали, в худшем случае, огороды разорять.
И вдруг, в отцовскую крепость прискакал взволнованный радостной вестью поселянин. В выкопанную общиной волчью яму, на счастье попала гигантская, невесть откуда в этих лесах взявшаяся, кабаниха и поросята ейные радом бегают.
По такому случаю быстро организовали охотничий выезд. Сенешаль и дочку с собой взял. Кабаниху, благо из ямы ей деваться некуда, с трудами, но порешили таки. А поросят всех позакололи, только один полосатенький в ноги Гильде кинулся, защиты искал. Хотели охотники и его забить, да не дала малыша в обиду сенешалева дочь. Взяла на руки и решила к себе домой отвезти. Отец смеялся: – Вези, вези, только откорми хорошенько, а то больно мелкий, есть нечего.
Забрала Гильда поросенка в крепость, выхаживала, козьим молоком поила. Отец все спрашивал: – Ну как, набирает жирок? Скоро на сало созреет? Но Гильда резать Малыша, а он и был в ту пору малышом, наотрез отказывалась. Холила и пестила животинку, и тот привязался к ней, повсюду рядом ходил, лучше собаки. От тех псов, не видя сородичей, перенял манеру гавкать, когда сердился. На имя откликался, команды выполнял, потешая и детей и взрослых. Так незаметно и вырос в матерого вепря, но любви к своей хозяйке не утратил. Даже наоборот, чуя в себе силу, стал охранять хозяйку. Полюбили они в лес за грибами ходить. Садилась Гильда на широкую Малыша спину верхом и скакала в рощу. Там он и сторожевую службу нес, от лихих людей и зверей диких, и научился грибы отыскивать, которые под листьями, под валежником растут, людскому глазу незаметны.
Жилось Малышу в крепости привольно, да начались от него неудобства. По свинячьей натуре, перся он напропалую, пути не разбирая. Если кто ему на дороге попадался, то он, худого не измышляя, своею тушею сбивал с ног и трусил дальше, по своим кнурячим делам.
А дела его были известны. Войдя в года, повадился на хозяйский свинарник, наведываться к розовеньким, толстопопеньким свинкам. Местные боровы, на расплод содержащиеся, пытались отстоять честь своих дам, но куда им толстомясым, супротив дикого вепря. Да и охальник, такой парень, домашним не чета. Много убытку доставил клыкастый Донжуан свиному хозяйству. Пошли полосатые поросята, которые вырастая, желательного хозяевам товарного вида не имели, в кухонном отношении малополезны.
Собирались было самого Малыша, за его разор, отправить на кухню, да Гильда отстояла. Тогда поселили гулену в специальный, для него приготовленный, загончик, куда Гильда каждый день помногу раз бегала. Смотрела, чтоб не обижали скотники ее любимца, что б кормили досыта. Чтоб Малыш не скучал, брала с собой на прогулки.
Думала Гильда, что погиб Малыш в тот роковой день, когда Скоренщики крепость разорили. Ан нет, сумел боров из загона вырваться и спастись от неминуемого вертела.
Так Малыш, к несказанной радости Гильды, и своему безмерному счастью, влился в этот небольшой отряд. Сначала сенешалевна переживала: захочет ли ее витязь со свиньей якшаться. Многие в родительском клане вепря не жаловали. Боялись, а потому не любили, зла желали. Но Сигмонд, поди его
Да только, сразу видно, вовсе того и в мыслях не держал. Даже наоборот, то невзначай за ухом почешет, то по крупу ласково похлопает, то горбушку хлеба протянет. А тот, знай себе, урчит довольный. И ему Сигмонд пришелся по нраву. Подружились, видать. Не раз вместе дозором лагерь обходили, сторожевую службу несли. Зверь, он ведь чуткий, знает кто ему добра, а кто худа желает. И с Ингрендсонами хорошо поладили. Все дружно, без обид и боязни.
Едино что удручало хозяйственную сенешалевну, что больно уж много хряцает боров. За раз доброе корыто харчей уминает. А харчей-то, на него обжору не запасено. Ну, да ничего, как ни будь, спроможемся.
А Малыш вскорости доказал, что не задаром хозяйское добро лопает, прорву продукта изводит.
Несколькими днями позже, вышли на большую гарь недавнего низового пожара. Земля, кусты стояли черными, многие деревья позасыхали. Из под копыт поднималась пепельная пыль. Садилась на лица, забивала глаза, першила в горле.
С трудом, к темну нашли хилую рощу. Место хоть и плохонькое, насквозь прозрачное, да хоть огнем не тронутое. Обошла пламенная волна стороной редкие сосенки.
Усталые, наскоро перекусив, полегли спать. Для согреву, прохладно было ночами, растопили костер нодью, который охотники да следопыты любят за то, что до рассвета гореть будет, внимания человеческого не требуя.
Не требуя, да привлекая.
Шли той пустошью мародеры разбойники, псы войны, от войск своих отбившиеся, сменившие ратный меч на разбойничий кинжал. Сбились в гулящую ватагу, числом не слишком великую, эдак, дюжины с полторы. Шли, глухими путями Сатановской пустоши, хоронясь и от стражников лордовских и от своих более могучих собратьев. Шли, высматривая добычу, чтоб была по зубам, чтоб без большего риску.
Заприметили в ночи огонек, отсвет от нодьи. Заманчиво сонных путников перерезать, поживиться ихним добром. Крадучись стали подбираться.
Сигмонд проснулся, рядом стоял Малыш, настороженно прядал ушами, недовольно урчал. Ингрендсоны, дети скитаний, тоже пробудились, чуя смутную ночную угрозу.
– Гильда, вставай, опасность. – Тихим шепотом разбудил витязь свою подругу. – Оставайся здесь с Малышом, я пойду проверю, что там такое.
Доспехи надевать было некогда, лорд, изготовив мечи, скользнул к краю деревьев, гридни следом.
Разбойники вступали в рощу. Сигмонд, неуловимым ночным ветром, метнулся навстречу, плавно развел клинки. Двое обезглавленных мародеров рухнули в сухие травы. Ингрендсоны, подвижные и ловкие, каждый по одному недругу зарубили.
Закипела схватка. Гридни сражались, как волки, Сигмонд уложил еще двоих, принялся было за следующего, как из лагеря раздался утробный, яростный рев Малыша и звонкий боевой клич Гильды, исполненный злорадного ликования и боевого задора. Из рощи, словно брошенное катапультой, вылетело тело разбойника, глухо ударилось о спекшуюся землю. За ним вылетела следующая жертва собственной алчности, следом на поле вихрем выскочил секач, могучий и разъяренный.
Сигмонд остановился, завороженный открывшейся в лунном свете несказанной картиной. По ночному полю, стремглав, во весь дух, улепетывали оставшиеся мародеры. За ними, неотвратимо настигая, урча и прихрюкивая, стремительно галопировала туша Сатановского Вепря. Тяжелые удары остроносых копыт гулко разносились в дорассветном беззвучии равнинных пространств. Летели в стороны комья сухой земли и рваные куски дерна, следом стлался белесый густой пыльный шлейф. На спине борова скакала Гильда, с развивающимися волосами, оголенными коленками плотно сжимая могучие бока зверя, с луком в руках. Посылала вдогон беглецов мстительный свист белоперых стрел.
Конец ознакомительного фрагмента.