Сила Зверя
Шрифт:
Вслед Гильде, Ингрендсоны, в бороды посмеиваясь, и себе давай незадачливого подначивать:
– Ить, чо произмыслил, деревенщина лапотная, беспортовщина сирая – Сатанского Вепря имать. А с похмелуги то хоть в корыто гляделси? Не блевалось, часом? Нешто рожей вышел, геройские геройства такие учудохивать? Женилкой ишо скудной возрос, а тоже, харей чухонной, да в калашный ряд попхался. Богатырь Аника-воин, на сосне сидючи воет.
Так смеялись дети Северного Ветра и присмеивалмсь: – А ну-ка, давай, братва, его во-он на ту сосень запихаем. Та повышее будет,
Незадачливый от таких речей вовсе с лица спал. Побледнел мелом, плюхнулся на колени. Заголосил голосом дурным: Витязь, свет-батюшка! Не выдай душу, отпусти на покаяние. Пехом пойду в храм Кролика-Предтечи, грехи замаливать.
Гильда несогласно головой качала. Стилл никак не мог понять свою подругу, когда речь касалась свиней. Жареных поросят она наминала, за ушами хрустело. А вот относительно диких их собратьев, реакция Гильды была, мягко выражаясь, несколько неадекватной.
– Ладно, мужик, никто тебя не тронет. Шутят они так. Сам-то до дому доберешься?
– Доберусь, свет-батюшка. На крыльях полечу! Боле в эти земли поганые до конца века не сунусь.
– Ну, раз так, ступай себе, шелудивый, с миром, – говорила леди Гиьда, исполненная высокородного к холопам пренебрежения, – тебя с нами рассиживать никто не неволит. Скатертью дорога, верпеборец.
Иду, матушка, бегом бегу.
Как сказал, так и сделал, пока его на сосень снова не взгромоздили, не порощавшись со своими вызволителями даже, накивал пятками, аж засверкали. А добежал ли до своего села незадачливый, того путники не проведали. Другие заботы у Сигмонда, отправились дальше, вглубь диких земель проклятой Сатановской пустоши.
Долго ли шли, коротко ли, да вот уже и солнце красное вниз долу покатилось. Скоро за окоемом схоронится. Пора лагерь ставить, на первую, в этих местах нелюдимых, ночь, приготовления делать.
Стали у края леса. Ингрендсоны споро костерок гнетят, вечернюю трапезу ладят. Покуда не истемнело вовсе, собралась Гильда по грибы сходить, и Сигмонд с нею подался. Улыбаясь смотрел, как подруга радуется, гогда отыщется шляповатый боровичек, и как охает, огорченно руками всплескивает, когда попадется ей гриб полезный, да недосуг в пути, из его снадобье приготовлять.
А тут и Сигмонд заприметил два знакомых, запомнившихся ему в ущельи Вороньих холмов, гриба.
– Это и есть твои судные близнецы, что ли? – Спросил, наклоняясь над ними.
– Только не трогай их. – Быстро ответила Гильда, пытаясь отгородить витязя от опасных растений. – Непременно один из них очень ядовитый, его и руками брать нельзя, уморит до-смерти. А который из них – невесть.
Сигмонд мягко рукой отстранил спутницу, присел на корточки, внимательно рассматривал неразлучную парочку. Потом поднялся и сказал:
– Не берусь твердо утверждать, но по моему мнению, ядовитым является
– А откуда ты знаешь? – Изумилась дочь сенешаля.
– А ты, откуда? – Метнул острый взгляд. – Ведь говорила, что их отличить невозможно.
– Это не я говорила, – смутилась Гильда, – это Ингренд говорил. А я-то ведь леди, наукам ученая. А ты-то, все-таки, как догадался?
– Твердо убежден я не был, но под левым грибом лежали две дохлые мухи, а под правым ни одной.
– Ну не все же такие умные. – Продолжая изумляться, многим талантам своего витязя, отвечала Гильда, отводя глаза от пронзительного сигмондового взора.
– И это по твоему «божий суд»? Обман, чистой воды. Обман, да и только.
– Никакого обмана, – искренне обижаясь отвечала на ту укоризну Гильда. – Все равно Ольгрену пора помирать настала. Ну где бы ему, толстомясому, в той битве неистовой у дороги меж холмами, супротив скореновцев устоять бы удалось? – Непременно б зарубили трусливого насмерть. Так что все без обмана, все по правде.
– За такую правду – пороть тебя надо! – В сердцах буркнул Стилл Иг. Мондуэл.
– Давай, пори. – Покорно согласилась Гильда. – Ты господин мой, тебе и надлежит свою рабу глупую уму-разуму учить. – Говорила, глаза потупя, а руками уже за край подола взялась, оголять место для учебы собралась. Сигмонд только плюнул и пошел в лес, по сторонам поглядеть.
Да не просто, скуки ради, по сторонам глазеть, бездельем маючись на корявые сучья пялиться. По старой привычке дивесантской, отправился убедиться, все ли в лесу ладно. Не угрожает ли что из чащи лагерю. Неслышной ходой следопыта скользил он по пружинистой листовой почве.
А и правда, после степной пылищи да печного жара хорошо в бору, прохладно да свежо. Благодать. Лепота.
Вскоре вышел на тропинку узкую, чуть приметную, зверем осторожным проторенную. И вывела та стежка на лесную поляну. Пахнуло вереском да разнотравьем. Сигмонд неторопливо прогалину по краю обходит. Наслаждается богатым ароматом природы. Блаженствует. Прислушивается к пушистому гудению шмелей, шороху листьев, птичьим напевам.
И вдруг, внезапное дуновения тревоги принес легкий порыв ветра. Облако загородило синеву небесную, хмурая тень упала на поляну. Что-то неуловимо изменилось в лесном мире. Явилась какая-то грозная, смертоносная сила.
Сигмонд, не прерывая движения, плавно, словно невзначай, поворотил голову. О, дьявол! У края деревьев темной массой корячилcя дикий вепрь. Огромный, не видел таких ни Сигмонд, ни Мондуэл, кабан-секач с длинными, словно слоновьи бивни, острыми, чуть загнутыми клыками.
Зверюга поглядывал на витязя маленькими, заплывшими сальными щеками, зеньками, взглядом, исполненным исконно свинячьего упрямого недоверия. Злобился, рыл острыми копытами землю, грозно сопел. Под проволочной его щетиной, ходили, бугрились зверские мышцы. Могучий загривок, необъятные бока, широкий зад с плюмажем хвоста. Телесное воплощение яростной мощи природы.