Сила
Шрифт:
Первобытные видят то, что для цивилизованных людей является предметом веры, и верят они лишь в то, что действительно видят. Но когда заходит речь о силе, этнологи об этом забывают… И принимаются навязывать другим обществам свой европейский подход к действительности. Звучит это убедительно, если забыть о том, что было сказано выше, но выглядит как-то неожиданно:
«После изложенного в предыдущей главе нам, видимо, будет легче понять, почему первобытный менталитет безразличен к поискам того, что мы называем причинами явлений. Это отсутствие любознательности не вытекает ни из умственного оцепенения, ни из слабости ума.
Говоря
Отсутствие любознательности не есть отсутствие любознательности! Как не есть слабость ума и безразличие к тому, что мы называем причинами явлений. Нет у первобытного человека никакого отсутствия любознательности, безразличия к причинам или слабости ума, поскольку он – весьма умелый охотник и умеет тропить зверя, то есть по следам определять, что привело добычу к тому месту, где обнаружены следы, и куда эта добыча направится дальше. Это ведь и есть описание той части разума, которая занимается научным поиском. Только добыча и следы иные.
Первобытный человек не глупее современного, это этнологический факт. Как ребенок из неевропейской семьи не глупее детей европейцев, что уже век назад стало фактом психологическим. Они просто из иных миров, и там они исходят из той причинности, которая соответствует их видению действительности.
«Следовательно, многих вопросов, которые опыт ставит перед нами, для них не существует, поскольку ответ на них дан заранее или, скорее, потому, что их система представлений такова, что для них эти вопросы лишены интереса» (т. ж.).
Попробуйте принять, что это заявил представитель первобытного мышления про этнологов. И высказывание заиграет.
Именно так мы и подходим к тому, что не укладывается в наши системы представлений, а потому все подобные вещи, которыми владели предки, для нас просто лишены интереса. Мы живем в другом мире и другими ценностями! Даже самые высокие достижения древних нам просто неинтересны!
Этим психологическим упражнением я хочу показать, что мы одинаковы с древними: мы видим то, что хотим рассматривать, и слепы к тому, что не входит в круг ценностей нашего мира. Поэтому мы не имеем права утверждать, что древние глупы или ошибаются, когда говорят про силу. Мы просто слепы и не понимаем их, поскольку изгнали те виды сил, что были доступны древним, из своего мира. Мы видим другую силу, загнав Древние Силы и Древних Богов в Тартар.
Загоняли мы их в эту темницу на удивление простым заклинанием: мы убедили себя, что древние, которые верят только в то, что видят прямо и непосредственно, не видят, а представляют!
«Пред-связи, которые имеют не меньшую силу, чем наша потребность связывать любое явление с его причинами, устанавливают для первобытного менталитета непосредственный, без каких-либо сомнений, переход от такого-то чувственного восприятия к такой-то неведомой силе.
Вернее сказать, это даже не переход. Этот термин подходит для наших дискурсивных операций, и он не выражает точно способа функционирования первобытного менталитета, который скорее похож на непосредственное, прямое восприятие или на интуицию. В тот самый момент, когда первобытный человек воспринимает то, что явлено его чувствам, он представляет себе мистическую силу, которая таким образом проявляется» (т. ж., с. 42–3).
Слабость древних оказывается в том, что они не совершают умозаключений, как мы, а непосредственно видят… Противоречивость подобных рассуждений настолько бросается в глаза, что ее приходится прятать под множеством умных и убедительных слов.
«Конечно, интуиция такого рода не делает невидимое видимым, а неосязаемое – осязаемым: она не в состоянии привести к чувственному восприятию того, что чувствами не воспринимается. Однако она дает полную веру в присутствие и действие невидимых и недоступных чувствам сил…» (т. ж., с. 43).
Как рассудок современного этнолога умозаключает подобные вещи, усмотреть с помощью чувственного восприятия невозможно, поскольку ничего, кроме веры в свое превосходство, за этим нет. Ни один из этнологов, разве что, кроме Кастанеды, даже не попробовал увидеть то, что видят простые люди, когда говорят о Силах, потому что мог бы ведь и увидеть! А тогда разрушилось бы все здание его научной карьеры, а заодно с ним и весь современный образ мира.
Но месса стоит Парижа! Поэтому ученый избирает не видеть, но верить в то, во что можно только верить, лишь бы оставаться на троне.
Глава 5. Русские колдуны
В 1927 году на заседании Отделения гуманитарных наук АН СССР, академиком Е. Ф. Карским была представлена статья Н. А. Никитиной «К вопросу о русских колдунах». С тех пор она считается основным источником по русскому колдовству, поскольку автору посчастливилось в числе немногих этнографов общаться с живыми колдунами. Обычно колдуны от ученых закрываются и отказываются говорить хоть что-то внятное о своем искусстве.
Безусловно, и Никитина была сторонницей естественнонаучного подхода, а значит, пыталась разоблачать ловких мошенников, изображающих из себя людей знания и силы. Но при этом она приводит описания того, как видели колдунов люди, и в этих описаниях можно почерпнуть немало о том, что такое сила.
Вот, к примеру, с чего начинается ее рассказ о колдунах:
«Мне показывали двух женщин, которых она (колдунья Мария Шерстюкова – АШ) испортила 4 года назад. В Новой Слободке были «кельи», как в Лукоянском уезде называют посиделки: собрались девушки, пряли под песни и гармошку. Марья зашла зачем-то к хозяйке избы; девушки над ней втихомолку подшутили, а старуха услышала. Уходя, она зачерпнула в ковш воды из кадушки, отпила и остатки выплеснула назад в кадку.
Девушки, которые пили после нее воду из этой кадки, оказались испорченными. На вид они здоровы, но в церкви во время пения „херувимской“ с ними делался припадок. Они бились, ругались, мяукали; у них появилась такая сила, что их еле сдерживали 4–5 мужчин. Припадок продолжался, пока их не выносили из храма. На дворе они постепенно затихали и лежали обессилевшие, бледные, в холодном поту» (Никитина, с. 365).
Если допустить, что колдунья действительно сделала это, то получается, что она смогла либо передать силу, либо, что более всего походит на знаменитую былину об Илье Муромце, который тридцать лет сидел сиднем, вскрыла ее в них, дав им напиться из ковша. Если допустить… Но никто этого не допускает, считая, что никакой связи между действиями колдуньи и обретением сверхчеловеческой силы девушками нет.
Тем не менее, народ определенно считает, что колдуны обладают силой. Вернее было бы писать СИЛОЙ, поскольку все люди обладают силой. Но СИЛА колдуна – это особая сила, точнее, сверх-сила, которая добавляется к обычной, а потому может быть отнята, точнее, потеряна. Та же Никитина просила Шерстюкову научить ее заговорам: