Силиконовые горы
Шрифт:
Самые длинные ножки в мире.
И вот теперь ноги, ее гордость и власть, были похожи на проткнутые шампурами венские колбаски-гриль. Двадцать спиц пронзили бело-розовую холеную плоть – десять в левой ноге и десять в правой. В тех местах, где металл уходил под кожу, она воспаленно покраснела. Ксюша попробовала пошевелить пальцами и даже вскрикнула от удивления – настолько неожиданной оказалась девятибалльная болевая волна.
Захотелось плакать.
В палату вбежала встревоженная медсестричка Лола в накрахмаленном розовом костюмчике. Она была вся такая резвая, свежая и ухоженная, что Ксения
– Что-то случилось? – Лола заботливо подоткнула одеяло. – Вы кричали…
– Больно, – развела руками она.
– Знаю, – сочувственно улыбнулась Лола, – я вам сделаю укол, но попозже, на ночь, договорились? Нельзя так часто, а то вы не сможете без этого обходиться.
– Мне сказали, что это ненадолго.
– Так и есть, – успокоила медсестра, – потом привыкнете. Еще бегать будете с этими спицами. Сначала всем тяжело.
– А многие… на такое решаются? – сглотнула Ксюша.
Лола нахмурилась. Она была совсем молоденькой – даже младше самой Ксюши, и еще не обзавелась привычкой врать, когда этого требовал профессионализм.
– Никто? – поняла Ксения.
Лола виновато пожала плечами:
– Я здесь всего полтора года работаю… Приходили две девушки как-то на консультацию, но, когда увидели фотографии, аппарат – передумали.
Плакать захотелось еще сильнее. Впервые в ее одурманенное обезболивающим сознание робко постучалась неоформившаяся еще мысль: а может быть, она сделала ошибку? Ксения прогнала мысль прочь.
– Ну что же вы так? – расстроилась Лола. – Хотите я вам чаю зеленого заварю? Вы и сами не заметите, как время пройдет! Зато ножки какие будут, красота! Один миллиметр в день – это же страшно много! Да если бы я на такое решилась, я бы потом зажила.
Ксения посмотрела в ее доброе взволнованное лицо и вяло кивнула.
– Ладно, принесите чаю.
Впереди был целый год – добровольно выброшенный из бытовой круговерти, сложный, несущий надежду, приправленную жгучим соусом боли.
Когда Лола вышла из палаты, Ксения все-таки всплакнула – лаконично и почти бесслезно.
Через неделю ей разрешили ходить. Наталья принесла костыли, взамен больничных, – естественно, даже в таком, требующем чувства такта вопросе, она не смогла обойтись без кокетливо-креативного подхода. Костыли выглядели на миллион долларов – блестящая титановая гладь была украшена фальшивыми драгоценными камнями, на коже вытеснены Ксюшины инициалы.
– Я выбрала синюю гамму, – озабоченно сдвинула брови Наталья, – и крокодиловую кожу. Ничего? Мне пытались навязать прозрачные. Но они как-то ненадежно выглядели.
Ксения повертела костыль в руках – стеклянные «камушки» искрили сотнями бешеных солнечных зайчиков.
– Боже, что это? Ты собираешься выпустить меня на арену цирка?
– Тебе не понравилось? – расстроилась Наташа.
– Нет, это красиво… Но я даже не знаю… Черт, где такие продаются?
– Нигде, мне на заказ сделали. Хотела сделать тебе приятное. Чтобы даже в таком положении ты оставалась красавицей.
– Это будет
– Ничего, привыкнешь, – неуверенно приободрила Наташа, – а можно… взглянуть?
Она кивнула на Ксюшины ноги, укрытые полами длиннющего безразмерного махрового халата, в который та предусмотрительно замоталась, чтобы не пугать впечатлительных подруг.
– Это не очень приятное зрелище. Ноги распухли, ранки болят. Я взяла из дома свои самые большие кроссовки, но выяснилось, что не помещаюсь даже в них. Ноги отекли. Только резиновые тапки и могу носить.
– Ты забыла, с кем разговариваешь? – обиделась Наташа. – Думаешь, грудь очень сексуально после операции выглядит? Я однажды показала одной подруге, так ее вырвало.
Поколебавшись, Ксения согласилась:
– Ну ладно, – с этими словами она медленно откинула полу халата, не отрывая взгляда от Наташкиного лица.
Увидев изуродованную ногу, проткнутую спицами, опухшую, блестящую от мази, в фиолетовых синяках, та охнула и зажала рот ладошкой – то ли неприятное удивление хотела скрыть, то ли побороть рвотный позыв.
– О, мой бог!
– Не ожидала? – мрачно усмехнулась Ксения. – Я ведь тебя предупреждала.
– И что… Она так всегда будет выглядеть?
– Самое трудное позади, – сказала Ксения, которой и самой хотелось бы в это верить, – остался только механический кропотливый труд. Четыре раза в день я буду подкручивать винтики. Два раза в день – самостоятельно обрабатывать ранки. И раз в неделю показываться врачу. А через полгода… Вуаля!
Наталья поежилась.
– Знаешь, Ксюха, я всегда думала, что это у меня не все дома. Даже мама моя, которая все перепробовала, говорит, что я стала совсем ку-ку. Помешалась на пластике то есть. Но теперь я вижу, что существуют и более запущенные варианты.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Всего лишь то, что считаю тебя не-нор-маль-ной! Crazy!
Она была Блондинкой с большой буквы.
С милыми ямочками на щеках, локтях и над аппетитными круглыми ягодицами. С преобладанием кокетливого розового цвета в гардеробе. С озорными кудряшками, смехом-колокольчиком и длинными ресницами. Даже звали ее по-блондиночьи: Маруся.
Обычно молодые девушки вроде нее пребывают в обманчиво вечном состоянии беззаботного самолюбования. Эйфорическом эгоизме. Нарциссизме настолько искреннем, что это скорее умиляет, чем раздражает. А вот Маруся себя, как ни странно, недолюбливала. Лет в тринадцать пробудились первые комплексы да так и остались при ней верными подружками. И каждый акт самосозерцания превращался в добровольную маленькую трагедию.
Ну почему у нее такой нос? Не нос, а руль корабельный. И в кого ее губы так тонки, ведь среди ее предков земноводных вроде бы не наблюдалось. А глаза круглые, как у филина. Ну, кому такое нелепое создание нужно? Кого угораздит в Марусю влюбиться?