Сильнее смерти
Шрифт:
Какое сходство! Сходство во всем: в фигуре, откинувшейся на спинку старого кресла, в лице, утонувшем в тени! И восторг охватил Уинтона. Он снова обрел ее!
ГЛАВА XVIII
До тех пор, пока Фьорсен не уходил из дома, его спальня напоминала, как выражалась горничная, "сущий хлев" - каждый день приходилось все основательно убирать и чистить. У него был особый талант устраивать беспорядок; комната выглядела так, будто в ней ночевали трое мужчин, а не один. Одежда, башмаки, щетки, бокалы, газеты, французские романы, окурки сигарет - все это было разбросано где попало; застоявшийся запах табака ударял в нос слугам, приносившим чай и воду для бритья. Когда в утро этого дня горничная провела к нему Росека, Фьорсен лежал на спине, мечтательно следя за дымком своей сигареты и за четырьмя мухами, которые плясали в солнечном луче, пробившемся сквозь зеленые шторы. Обычно этот час перед вставанием был у него часом творческого подъема, когда ему полнее удавалось ощущать все очарование музыки, когда приходило вдохновение и желание донести его до людей. В последнее время он как-то выдохся и отупел; но этим утром он снова ощутил тот прилив фантазии, то трепетное состояние, когда чувства ищут форму для своего выражения, а ум находит ее. Услышав стук в дверь и шепот горничной: "К вам граф Росек, сэр", - он подумал: "Какого дьявола ему нужно?" Как и всякого одаренного человека, но плывущего по жизни без руля и ветрил, Фьорсена раздражал менее одаренный Росек, который, однако, всегда хорошо знал, чего он хочет.
Наверно, пришел говорить о деньгах или об этой девчонке. Как хорошо было бы, если бы девчонка умерла! Никчемное, примитивное создание!.. Ребенок! Господи! Каким он был ослом, о, каким ослом! Сначала ребенок у Джип, теперь у этой! Видит бог, он старался отвязаться от девушки, но попробуй отвязаться от репейника! Как она цеплялась за него! Он был терпелив, терпелив и ласков, но что поделаешь, если она ему надоела! Ему нужна только Джип, только его собственная жена! Теперь, когда он на какой-нибудь час-другой выбросил из головы всякие заботы и почувствовал себя счастливым, является этот тип с лицом сфинкса!
– А, Поль! Садись. Какие новые неприятности ты притащил?
Росек зажег сигарету. Его бледное лицо, на котором не было и тени улыбки, встревожило Фьорсена.
– Тебе бы следовало остерегаться мистера Уэгга, Густав; он вчера приходил ко мне. У него вовсе не музыка на уме.
Фьорсен сел на кровати.
– Черт бы побрал этого мистера Уэгга! Что он мне может сделать?
– Я не юрист, но представляю себе, что он способен доставить кучу неприятностей - уж очень молода девушка.
Фьорсен злобно взглянул на него и сказал:
– А зачем ты подсунул мне эту проклятую девчонку?
– Я этого не делал, мой друг.
– Нет, делал! В чем смысл твоей игры? Ты ведь ничего не делаешь без задних мыслей. Ты отлично это знаешь сам. Ну скажи, на чем ты играл?
– Ты любишь удовольствия, я полагаю.
Фьорсен проговорил с яростью:
– Послушай! С дружбой нашей покончено! Я никогда не знал тебя по-настоящему. Всему этому конец! Оставь меня в покое.
Росек ухмыльнулся.
– Дорогой мой, так дружбу не кончают. Ты должен мне тысячу фунтов.
– Хорошо, я их тебе верну. Жена даст мне взаймы.
– О! Значит, она все еще без ума от тебя? А я думал, что она любит только свои уроки музыки.
Подавшись вперед, Фьорсен прошипел:
– Довольно об этом! Я отдам твою тысячу фунтов!
Росек, все еще улыбаясь, отвечал:
– Не будь ослом, Густав! Со скрипкой у плеча ты мужчина. Без нее ребенок. Лежи спокойно, мой друг, и думай о мистере Уэгге. Но лучше всего зайди ко мне потолковать обо всем. Пока до свидания. Успокойся.
– И, стряхнув пепел сигареты в пепельницу, стоявшую у локтя Фьорсена, он удалился.
Фьорсен обхватил голову руками. Будь они все прокляты: и отец девчонки и сама девчонка, Росек и прочие акулы!.. Он вышел на площадку лестницы. В нижнем этаже стояла полная тишина. Росек ушел - скатертью дорога! Он позвал Джип - ответа не последовало. Он вошел в ее комнату, изящно убранную, полную аромата цикламен! Потом выглянул в сад. В дальнем углу стояла коляска ребенка, а рядом толстуха нянька. Джип нет! Ее никогда не бывает, когда она ему нужна... Уэгг! Он вздрогнул; вернувшись в спальню, достал из шкафчика бутылку коньяку и отпил немного. Это его успокоило; он запер шкафчик и начал одеваться.
Направляясь к студии, он задержался немного под деревьями, чтобы поиграть с девочкой. Бывали моменты, когда это крошечное создание с большими темными глазами, так похожими на глаза Джип, казалось ему очаровательным, а иногда она вызывала в нем только отвращение - какой-то бледный ублюдок! Этим утром, глядя на нее, он вдруг вспомнил о другом ребенке, который вот-вот появится на свет, и поморщился. Он уловил взгляд Бетти, выражавший испуг и удивление: как он смотрит на ее ненаглядную крошку! Фьорсен рассмеялся и пошел к студии. Настраивая скрипку, он вспомнил о том, как ведет себя Джип она давно уже не приходит вовремя! Это возмутило его, как горькая несправедливость. Как будто все дело в этой злосчастной девчонке! Джип никогда не любила его, никогда не отвечала на его чувства, никогда не утоляла его жажду! Вот в чем суть дела. Ни одна другая женщина не заставляла его так томиться. Они всегда надоедали ему раньше, чем он им. А она не давала ему ничего. Неужели у нее нет сердца? Или оно отдано другому? Что это говорил Поль о ее уроках музыки? И вдруг его поразила мысль, что он ничего не знает - ровным счетом ничего!
– о том, где она бывает и что делает. Уроки музыки? Почти каждый день она уходит из дому и пропадает целыми часами. Где? В объятиях другого мужчины? Он опустил скрипку в полном изнеможении. А почему бы и нет? Безудержная ревность, разжигаемая животной страстью, была в полной мере свойственна натуре Фьорсена. Он содрогнулся. Но, вспомнив об утонченности Джип, ее гордости и искренности, а главное, о ее пассивности, он успокоился. Нет, только не Джип!
Он подошел к столику, на котором стоял графин с водой, и, налив немного коньяку, выпил. Это придало ему сил, и он принялся играть. Взяв отрывок из концерта для скрипки Брамса, он снова и снова повторял его. Он видел, что в его игре все время сказываются одни и те же погрешности. Он просто не узнавал себя. Техника пальцев в этой веши у него просто кошмарна!.. Джип берет уроки музыки... Гм! Зачем она их берет? Напрасная трата времени и денег - все равно из нее никогда ничего не получится, просто дилетантка. Там ли она сегодня? Давно пора завтракать, может быть, она вернулась?
Он пошел в дом. Никаких следов Джип. Горничная спросила, подавать ли ему завтрак. Нет! Хозяйка вернулась? Когда она должна вернуться? Она ничего не сказала? Он отправился в столовую, съел бисквит и выпил коньяку с содовой. Это успокоило его. Он снова вернулся в гостиную и сел за письменный столик Джип. Как все аккуратно! На маленьком календаре подчеркнуто карандашом - среда, пятница. Для чего? Уроки музыки? Он достал из ящика ее адресную книгу. "Армо, 305-а, Мерилбон-род"; рядом с адресом приписка: "Три часа".
Три часа. Вот он, условленный час! Глаза его остановились на маленькой репродукции старинной картины: вакханка с развевающимся зеленым шарфом, размахивающая бубном перед обнаженным купидоном, который смотрит на нее снизу вверх, держа в руках лук и стрелы. Фьорсен перевернул картинку; на обратной стороне было нацарапано: "Моему маленькому другу - Э. А.". Фьорсен подошел к роялю. Он поднял крышку и начал играть, бессмысленно глядя перед собой, не понимая, что играет. Великий артист? В последнее время ему все стало безразлично - пусть даже он никогда больше не коснется скрипки. Надоело стоять перед морем тупых физиономий, смотреть, как эти болваны хлопают руками! Его тошнит от этого тупого однообразия!