Шрифт:
Олег Костман
Сильнее времени
В невероятно далеком будущем маячили петровские реформы и основание Санкт-Петербурга. Где-то в дали веков предстояло прозвучать призыву нижегородского гражданина Козьмы Минина об освободительном походе на Москву. Целых два столетия должно было пройти до покорения Сибири Ермаком. Еще даже не отблестели шеломы и кольчуги на Куликовом поле...
А книга эта уже жила.
Я неторопливо вчитывался в ветхую рукопись, и ровные строчки тщательно выписанного устава все глубже погружали меня в мир, давно ставший небытием. С ее страниц дышала степь, шумели города и звенели колокола
За окном спешил, грохотал и засорял окружающую среду двадцатый век, а я все никак не мог стряхнуть с себя мысли, навеянные чтением рукописи.
Сколько раз могли эти листы сгореть в пожарах, утонуть при наводнениях, погибнуть в междоусобицах, да просто исчезнуть безо всяких следов, как во все времена исчезает большинство вещей, которыми каждый день пользуются люди! И все же не погибли, не потерялись, не были объявлены еретическими, а лежали сейчас передо мной, уцелевшие в бурях шести столетий.
Удивительная вещь - слово! Скрылись под толстым слоем земли развалины неприступных крепостей. Забыты могущественные государи, одно лишь имя которых заставляло трепетать десятки народов. Время неумолимо - оно не щадит ничего. И только слово - невесомое, неосязаемое, ничем не защищенное - продолжает жить!..
...Вежливый стук в дверь комнаты прервал мои размышления.
– Гражданин, разрешите?
– услышал я незнакомый голос.
Если субботним утром к вам в дверь стучится незнакомый и называет вас гражданином, видимо, следует подготовиться к разговору официальному и, может быть, не совсем приятному.
– Войдите!
– откликнулся я, торопливо застегивая рубашку.
Дверь распахнулась, и незнакомец прошел в комнату. Выглядел неожиданный посетитель весьма странно. При взгляде на него в голову невольно приходила мысль, что одежду свою он позаимствовал в какой-то театральной костюмерной, где были свалены в кучу костюмы персонажей из самых разных спектаклей. Из-под распахнутой тужурки - точь-в-точь, как те, что зимой и летом служили комиссарам гражданской, - виднелась щегольская кружевная рубашка с большим бантом. Ноги вошедшего обтягивали джинсы, по контрасту с которыми особенно забавно смотрелись матерчатые боты, в годы моего детства широко известные под неофициальным названием "Прощай, молодость!". Венчала ансамбль неопределенного цвета кепка, словно только что снятая с отрицательного персонажа очередного теледетектива. Притом необычным казался не только наряд незнакомца сам по себе: было в его одежде еще нечто странное, чего я сразу не мог определить.
– Мое почтение!
– приветствовал он меня. И приветствие его тоже прозвучало странно.
– Честь имею!
– в тон ему ответил я.
– Чем могу служить?
Я указал на кресло - самое обыкновенное, не очень новое кресло. Но он уселся в него так осторожно и почтительно, словно это был по меньшей мере трон какого-нибудь из Людовиков.
– Позвольте мне прежде
– Совершенно верно...
– Стало быть, все правильно. Смею заметить, я ваш коллега. Я вижу, речь моя не вполне привычна вашему уху. Прошу вас, не обращайте внимания - на то есть причина. Скоро я заговорю в точности как вы. Кстати, пока мы не приступили к делу, по которому я прибыл, не будете ли вы так любезны сообщить, к какому веку относится сей манускрипт?
Боже, как витиевато он говорит!
– К четырнадцатому... А что?
– К четырнадцатому?!
Он вскочил с кресла и завороженно впился глазами в страницы так, словно книга относилась по меньшей мере к четырнадцатому веку до нашей эры. И это тоже было странно. Конечно, шестьсот лет - возраст, вполне заслуживающий уважения. Но все же для профессионального археолога шестисотлетняя рукопись - не такая уж, в общем, диковинка.
С превеликой осторожностью ранний гость перевернул несколько страниц.
– Весьма сожалею, но позволить себе познакомиться с этим подробно, увы, не могу. Время, отведенное мне, крайне ограничено. Да, по чести говоря, и специализируюсь я совсем по другой эпохе... Поэтому давайте обратимся к делу.
"Полегче на поворотах, коллега!
– мысленно осадил я его.
– Время, отведенное тебе, видите ли, крайне ограничено... А есть ли время у меня этим, значит, интересоваться не стоит?"
– Когда вы узнаете, что привело меня сюда и какая роль отводится в нашем деле вам, вы отложите в сторону то, чем сейчас занимаетесь, и посвятите все свое время и силы именно этому...
Мне показалось, он прочитал мои мысли. Однако не слишком ли он самоуверен? И дело уже стало "нашим", и роль мне какая-то в нем отведена...
– То, что вы сейчас услышите, скорее всего покажется вам невероятным, продолжал он.
– Но я прошу поверить всему, что будет мной сказано. События двух ближайших дней убедят вас, что я говорю правду. И потом, у вас все-таки двадцатый век...
("А у вас?" - чуть было не сказал я.)
...И эта идея достаточно хорошо известна. По крайней мере, фантасты ваши изволили съесть на этом деле не одну собаку. Скажем, в том же четырнадцатом веке объяснить все бывает значительно сложней...
("Хотел бы я знать, каким образом ты мог бы объяснить хоть что-нибудь людям четырнадцатого века...")
– Я уже сказал, - невозмутимо продолжал гость, - что занимаюсь древней литературой. Только мы с вами вкладываем в данное понятие различное содержание. Потому что для меня древняя литература - это книги, по времени к вам куда более близкие, а также сочинения ваших современников и даже потомков...
Я бросил взгляд на телефон. Как бы сейчас узнать, психиатрическая "Скорая помощь" - тоже ноль-три? Жаль, никогда раньше этим не интересовался...
– Не торопитесь с психиатром. Поверьте, я говорю правду!
Мне опять показалось, что он прочитал мои мысли... И тут внезапная догадка обожгла меня.
– Вы что же - хотите сказать, будто явились из будущего?..
– Вот видите, вы уже сами все поняли...
Карандаш в моей руке хрустнул и переломился.
– Чем вы это докажете?