Сильномогучее колдунство

Царенко Тимофей Петрович

— Теперь великая героя получить все что хотеть и валить к чертям собачим! А наша арода наконец смочь что давно хотеть!

— Ну что, Ричард, готов узнать, зачем все наши страдания? — Снова завел разговор Салех.

— Мне плевать. — Равнодушно ответил графеныш.

— Теперь пришла наше время! — Радостно взревел Нбганда. — Народ Ахаджара идти в поход! Папа О поиметь Маму У а народ Ахаджара поиметь народ Матаса-таруна! Мы крошить их черепа и жрать их печень!

— Милые аборигены, дети природы, с забавными верованиями и очень живым пантеоном. — Салех

расхохотался. — Ричард Гринривер любимая жена Папы О, Папа О лучший друг геноцида!

— Знаете, джентльмены, я как-то утомился от этого всего этического искусства. Я, пожалуй, пойду спать. Если меня спросят, то соврите… что угодно соврите. — С этими словами молодой человек растворился в темноте, не став выслушивать остальную речь вождя.

— Пожалуй, я тоже. Если будут спрашивать, мистер Салех, я пошел творить колдунство. Сегодня очень яркая луна.

Рей задрал голову и уставился на ночное светило. Луна действительно была необычайной. Большая, отливающая кровью. Когда рей оторвал взгляд от неба, вокруг него никого уже не осталось.

Рей сплюнул и отправился праздновать. Он не собирался пропускать пьянку.

До того момента как психология войдет в повседневную жизнь большой массы людей оставалось еще пару веков. Потому для рефлексии люди эпохи магического пара использовали алкоголь. Поэтому, чисто технически, когда бухущий Рей Салех, что благополучно перепил два десятка воинов народа Ахаджара, Херлю и вождя с его бесконечно большой женой, вернулся в лагерь, технически можно написал «когда Рей Салех провел сеанс глубокого самоанализа». В общем, когда Рей Салех после сеанса глубокого самоанализа завалился в лагерь, переодически опираясь на четыре конечности, он первым делом пополз извиняться перед Илаей.

— Я не держу на вас зла, мистер Салех. — Ответил Илая на невнятное бормотание бывшего лейтенанта. После чего отвернулся, демонстрируя желания продолжать разговор.

Рей был пьян, но не туп. Ответу репортера он не поверил.

Потому, когда заскорузлые ладони сгребли Эджина, он сразу сообразил, что происходит. Его голова развернулась в обратную сторону, его пасть полная острых зубов распахнулась, и он сделал попытку загрызть приставучего инвалида.

Тот, не смотря на смертельную дозу алкоголя всунул в пасть измененную руку и зубы лишь проскрежетали по бугристой коже. А в рот репортера полилась приторная сладость. Илая непроизвольно сглотнул. А еще у Рея с собой была литровая фляга с тем, что пили местные жители.

Вырывающегося Эджина сложно было назвать хотя бы человекоподобным, но Рей имел крайне специфический опыт. Потому Илая был напоен до того состояния, когда алкоголь позволяет взглянуть на многие вещи под другим углом. В конце завязался разговор, в ходе которого Рей снова попытался донести до Илая всю степень своего раскаяния. Получалось плохо.

— Ну, это, того, если хочешь, может мне морду набьешь?

— Вам, морду? Мистер Салех, вы же меня убьете!

— Да не, все честно, я даже сопротивляться не буду! Ну, пожалуйста, ну, извини меня…

— Я это… Ну… Ладно, но чур, не драться

в ответ!

Услышав последнюю фразу, Ричард, все это время делающий вид что спит, открыл глаза. Он подумал, что все же спит.

Илая Эджин стучал по морде Рею Салеху. Тот давал советы и не сопротивлялся.

Ричард с усилием протер глаза. Видение не развеялось.

— Ну, что, полегчало? — Удары по лицу слегка протрезвили инвалида. Его лицо опухло и представляло собой один большой кровоподтек.

— Ага, один момент! — По конец Илая боднул бывшего лейтенанта головой.

— Я прощен? — Пробасил смущенный громила.

— Ага, хер с тобой, спишем на контузию! — Илая изрядно запыхался и тяжело дышал. — У тебя еще осталось там чего?

— Ага! Слушай, это, а ты на Ричарда тоже обижаешься? — Рей приложился к ляге и протянул собутыльнику.

— Еще бы! Он такой, ну, знаешь, неприятный!

— Во! И я это, тоже на него обижаюсь, он ведь меня совсем того, изводит! Во!

— Варианты? — Деловито уточнил репортер.

— А давай ему морду набьем? И тоже, того, извиним! А то столько пережили и разругались как бабы!

— Дело, а он точно хочет с нами мириться? — Чуть боязливо уточнил Эджин.

— Хочет, ты даже не сомневайся, просто стесняется!

Стесняющийся Ричрд тем временем растворился в темноте и максимально бесшумно двигался прочь от лагеря. Он давно был знаком с Реем и точно знал чем заканчиваются подобные истории.

Не то чтобы это его спасло…

Когда поймали Ричарда и закончили его извинять, Ричард решил, что он обижен на Илаю. Отвертеться у репортера не вышло, уж очень воодушевлены были пьяные компаньоны с разбитыми лицами. От серьезных травм Эджина спасла повышенная подвижность костей черепа.

Потом дипломаты сожрали по попугаю, в знак окончательного примирения. Потом искали краба чтобы с ним выпить…

В общем, дипломаты проснулись после обеда. Ричард дошел до вождя и попросил его принести клятву в заверении вечного мира. Дипломатический мандат, что был на самом деле сложным артефактом, засветился зеленым, принимая клятву, и погас. Ричард облегченно выдохнул и даже спокойно выслушал свой полный титул.

Еще он обсудил с вождем тот факт, что через пару недель народ Ахаджара пройдет через земли империи, так как на их территории находится самый удобный спуск к морю.

После этого начались сборы.

Повозка успела изрядно прорости мхом, но сохранила прочность. Туда были сложены остатки пожитков. Получилось не так чтобы много. Уцелела фотолаборатория, сам фотоаппарат и снимки в герметичной упаковке. Свое место заняло медное тикающее яйцо. Туда же легли патроны. И… Все. Оставшееся место было забито подарками.

Помимо двух корзин с фруктами повозку набили многочисленными безделушками, костями, и травами. Но основной вес пришелся на золото. Это были останки убиенного Скопителя Богов. Останков вышло почти две сотни килограмм. Положили бы и больше, но у повозки и так трещали рессоры. В итоге золото прикопали в приметном месте (аборигены на него не претендовали).