Сильные духом (Это было под Ровно)
Шрифт:
«Ну, начинается!» — думали разведчики, сжимая оружие.
В это время Кузнецов спокойно вернулся к грузовику.
— Все в порядке. Саперы перетащат нашу машину, — шепнул он своим.
— Сойти с машины? — спросил Лисейкия.
— Сидите!
Человек пятьдесят немецких саперов начали перетаскивать машину — по грязи, в объезд сгоревшего моста.
— Нажми! Честь-то какая нам, — посмеивались между собой разведчики.
Эта процедура длилась минут пятнадцать. Как только саперы перетащили машину на другую сторону и поставили на шоссе, Зубенко дал газ, и грузовик помчался дальше.
В
— Вы командир Медведев?
— Да.
— У меня есть к вам секретное дело.
— Ну, говори.
— Я только вам одному могу сказать.
Со мной рядом стояли Стехов, Лукин, Кузнецов и Цессарский.
— Что ж, — подмигнул я им, — вам, товарищи, мы своих секретов не доверяем. Пойдем, Володя, в чум!
В чуме мальчик снял кепку, распорол подкладку и протянул мне письмо.
Я разорвал конверт и стал читать. Письмо было напечатано на машинке.
«Податель сего, сын секретаря парторганизации партизанского отряда имени Ленина, Володя Саморуха, послан с заданием разыскать отряд Медведева…»
Командир партизанского отряда имени Ленина просил сообщить в Москву о том, что такой отряд существует, действует, но не имеет радиостанции и поэтому не связан с Москвой. Далее командир давал свои координаты, назначал дни и условные сигналы для того, чтобы из Москвы послали самолет и сбросили им груз с радиостанцией. В заключение письма следовала еще одна просьба — отправить Володю в Москву.
Володя Саморуха был не первым связным от винницких подпольщиков. Еще месяц назад разведчики нашего отряда встретились на станции Казатин с некой Полиной Ивановной Козачинской. В разговоре с ней они выяснили, что по заданию винницких подпольщиков Козачинская едет из Винницы в Ровно специально для того, чтобы установить связь с нашим отрядом.
Разведчики понимали, как важно доставить Козачинскую в лагерь, и сделали это немедленно.
Винницкие товарищи претерпевали большие трудности. Нелегко было работать под боком у ставки Гитлера, в городе, кишащем гестаповцами. Подполье дважды подвергалось разгрому. Но винницкие коммунисты не упали духом, не потеряли волю к борьбе. Наперекор всем трудностям они продолжали свою патриотическую деятельность. Связи с Москвой у них не было, а им, как и всем советским патриотам, ведущим подрывную работу в тылу врага, хотелось получать указания из Москвы. Узнав, что под Ровно действует отряд, связанный с Большой землей, они послали Козачинскую на розыски этого отряда. Винницкие товарищи просили нас связать их с Москвой и, во всяком случае, оказать помощь и руководство.
Появление Володи Саморухи лишний раз свидетельствовало, как настойчиво ищут связи с нами товарищи из Винницы.
Я посмотрел на мальчика. Он выпарывал из подкладки своих штанишек еще одно письмо.
— Еще письмо? — спросил я.
— Это такое же. Если бы я кепку потерял, у меня здесь второе.
И он подал мне второй точно такой же конверт.
— Как же ты добрался к нам?
Оказывается, Володя шел пешком пятнадцать дней. Прошел он около пятисот километров. Ночевал то в лесу, то в поле, а то
В Ровно мальчик бродил несколько дней, пока не присмотрелся к часовому мастеру.
— Почему же ты решил, что этот мастер знает партизан?
— Так показалось, что знает. Да если бы он гадом оказался, все равно я убежал бы.
— На твое счастье, тебе повезло! — усмехнулся я. — Что ж, побудешь пока у нас, прилетит самолет — отправим тебя в Москву.
— Нет, товарищ командир, — возразил Володя решительно, — я с вами останусь.
— Товарищ командир, не отправляйте Володю, — поддержал подошедший к нам Лисейкин. — Пускай останется. Хлопчик хороший!
Лисейкин — опытный, бывалый разведчик, он не раз участвовал в серьезных операциях. Теперь в его словах звучала такая искренняя просьба и такая нежность к мальчику теплилась при этом в его глазах, что невозможно было ему отказать.
— Хорошо, посмотрим, — сказал я.
Нужно было срочно помочь винницким товарищам. В тот же день от нас к ним ушел связной. (Впоследствии мы узнали, что по координатам, которые были доставлены нам Володей и переданы нами по радио в Москву, винницким подпольщикам были сброшены рация и другие ценные грузы.)
Не успел я окончить разговор с Лисейкиным, как ко мне подошел Владимир Степанович Струтинский.
Я знал о цели его прихода: его беспокоило молчание Жоржа. Но что я мог ему ответить?
— Владимир Степанович, — сказал я. — Вы сами понимаете, работа у нас секретная. Хоть я вам и верю, а сообщить, где Жорж и что он делает, не могу. Но вы будьте спокойны, он вернется!
Так утешал я старика, а сам чувствовал нестерпимую боль и горечь. И оттого, что старик уходил от меня успокоенный, становилось еще горше и больнее.
Весь ужас был в том, что никто, даже всеведущий Николай Иванович, решительно ничего не знал о судьбе Жоржа. Если бы хоть знать, где он находится, установить связь, тогда можно было подумать и об организации побега.
И вот однажды, получив от Ларисы очередную пачку использованной копировальной бумаги и вчитываясь во все, что там содержалось, Николай Струтинский увидел длинные ряды фамилий. Фамилии были русские и украинские. Не оставалось сомнений, что это списки заключенных.
Николай читал фамилию за фамилией, пока одна из них не заставила его вздрогнуть и остановиться.
«Василевич Грегор», — прочел он.
Это был Жорж. Под этим именем жил он в Ровно. Сам Николай придумал его брату, сам же мастерил документ и давал на подпись Лукину.
Стало ясно, что Жорж жив и, конечно, не назвал своего подлинного имени.
Лариса была знакома с некоторыми работниками гестаповской тюрьмы. Через нее Николай связался с ними. Подход был простой — деньги. За взятки делали всяческие «одолжения». Получив незначительную мзду, тюремщики подтвердили, что Грегор Василевич находится в тюрьме. Еще взятка — и они разрешили передачу арестованному. Николай послал Жоржу обувь, белье и продукты.