Сильные впечатления

Магомет С. А.

– Зачем вы это сделали? – всхлипывала Катя в соседней комнате. – Зачем вы обижаете ее?

За столом воцарилось долгое молчание. Наконец Катя вернулась за стол, и Маша ей благодарно улыбнулась. И всетаки, несмотря на все пережитые страдания, Маше почемуто казалось, что это именно она сама, Маша, повинна в том, что праздничный ужин оказался испорчен. Такой вот комплекс неполноценности.

…

Полковник Волк стоял на маленьком балкончике и оглядывал с высоты второго этажа панораму. Собственно, панорама была совершенно перекрыта глухими

бетонными стенами какихто хозяйственных построек, – что, в данном случае, являлось фактом чрезвычайно отрадным – значит, окно Машиного номера недоступно для неугомонных снайперов.

Подобрав под себя ноги, Маша сидела на кровати и смотрела на полковника. Она сразу оценила то, как умно и деликатно он умеет вести беседу, – расспрашивать о жизни, о том о сем, и отцеживать необходимую для себя информацию. Таким, в ее представлении, и должен был быть идеальный офицер службы безопасности или армейской разведки, – которым, вне всякого сомнения, полковник и был. У него замечательно получались бы интервью. В нем пропадает недюжинный талант журналиста. Впрочем, почему пропадает? Надо думать, он блестяще ведет допросы плененных боевиков. В этом деле он и шлифует свое искусство собеседника. Недаром дослужился до полковника…

– У меня сложилось впечатление, – говорил он, и его ладонь, словно чуткий локатор, совершала плавное круговое движение в пространстве, – что в вас странным образом сочетаются чувство юмора и пессимизм. Так мне кажется. С чего бы это, а?

Маша не спешила с ответом, предпочитая уклониться от такой заповедной темы, как собственная душа. Как бы объяснить ему попонятнее, что она отнюдь не возражает против того, чтобы он занялся исследованием ее плоти, – лишь бы в душу не лез. Однако подходящие слова чтото никак не находились, хотя, в данном случае, пожалуй, сгодились бы и самые развязные. В общем, удовлетворительная формулировка так и не пришла на ум, не смотря на то, что было самое время перейти к непосредственно интимной фазе общения.

– Как бы вам это объяснить, – сказала она, – скорее всего, я самый обыкновенный человек, а потому радуюсь или огорчаюсь в зависимости от обстоятельств. Неужто у меня на лице написан такой пессимизм? Я такая бука? – вырвалось у нее, и она тут же пожалела о сказанном – слишком глупо это звучало.

– Да нет, не то чтобы… Я наблюдал за вами несколько недель, мне хотелось узнать вас получше, но вы неуловимы, как опытный полевой командир… Впрочем, я часто видел, как вы смеялись и шутили, разговаривая с другими. С коллегамижурналистами, с военными… Почему же вы так упорно избегали меня?

В этот момент Маша снова не выдержала и отвела глаза. Этот волчище отличался обворожительной настырностью. Слава богу, она сразу это поняла и смогла принять ответные меры.

Маша переменила позу и, подтянув ноги к груди, устроила подбородок на коленях.

– Прошу вас, полковник Волк, – отрывисто проговорила она, – расскажите мне о себе.

Будучи весьма умен, он отнюдь не стал ей перечить, зная по опыту приобретенному на допросах, что немного информации о себе самом позволяет собеседнику расслабиться и в результате развязывает язык.

– До распада Союза, – гладко начал он, – мне довелось служить по всей стране. Были и заграничные командировки. Я очень гордился своей страной. Несмотря ни на что, я восхищался ее мощью и славой. Может быть, потому что и сам чувствовал свою силу. Ведь я своими глазами видел, на что мы способны, какими горами двигали. Я родился и рос на Украине, а учился и служил в России, и, кажется, успел совершенно обрусеть. Пожалуй, я считаю себя самым настоящим русским.

– А как же ридна Украина? Это что же получается, запродались москалям? – улыбнулась Маша.

– Знаете, кроме шуток, я ведь очень хорошо понимаю подобные настроения. Когда я бываю на родине, в нашем маленьком городке неподалеку от Белой Церкви и смотрю на людей, которых знаю с детства и которые за всю жизнь не выезжали дальше областного центра, то могу понять, почему они считают себя независимым государством. С равным основанием они могут считать себя независимыми не только от России, но и от Китая с Гренландией. Они зависят только от кумаучасткового и предисполкома, который теперь и у них прозывается мэром.

– Но сейчас столько народа ездит в Россию торговать…

– Торговать! – усмехнулся полковник. – Для них это чтото вроде сказочных путешествий Синдбада за сокровищами – так же опасно, сумбурно и непредсказуемо.

– А потом, – подхватила Маша, – они возвращаются в свой тишайший городок и за чаркой горилки вспоминают о тысячеглавых драконах, которыми им представлялись толпы на рынках, и об ужасных железных чудовищах – милицейских «воронках», из которых выскакивают злыепрезлые яйцеголовые существа с резиновыми палицами…

– А еще о беспощадных таможенных разбойниках, от которых все труднее откупиться…

– Тут уж одним салом не отделаешься.

– Так оно и есть, – кивнул полковник. – Приблизительно такие у них остаются впечатления от походов к чужестранцам.

– А вы, значит, совершенно переродились?

– Почему же совершенно?.. Какаято часть моей души навсегда осталась украинской. На этом языке говорю во сне, я люблю песни, которые с детства слышал от родителей…

– А вы всегда мечтали быть военным? – вдруг спросила Маша.

– Нет, – ответил он, пожимая плечами. – Вообщето, я хотел стать врачом… Но потом…

– Что потом? – тут же поинтересовалась Маша.

– Вы спрашиваете таким тоном, как будто берете у меня интервью.

– Боже упаси, – воскликнула Маша. – Ничего подобного. Просто мне показалось удивительным, как это юноша, который мечтал о том, чтобы лечить других людей, вдруг решил овладеть искусством убивать.

Она заметила, что он вздрогнул, словно от боли.

– Знаете, очень просто, – вздохнул он. – Я не поступил в медицинский институт и пошел в армию, а потом…