Сильные
Шрифт:
– Не по правилам!
– Что – не по правилам?!
– Это он! Трясучка!
Буря Дохсун со злобой ткнул пальцем в сторону Нюргуна.
– Что – он?
– Кылыса убил!
– Как убил?!
– Чем?
– Ты видел, дьэ-буо? Видел?!
Буря насупился:
– Ну, не видел…
Надо же! Тоже честный, вроде меня.
– Так чего наговариваешь?
– А кто тогда?!
– Колдовство!
– Чьё?
– Не знаю…
Боотуры загалдели по-новой, так и сяк обсасывая тему чародейства. Кое-кто уже оглядывался по сторонам, ища зловредного колдуна. Кылыса без меча надвое порвало? Точно, ворожба! Надо бы
Нюргун гулко кашлянул, напомнив о себе.
– Кто против меня?
Стало тихо, тихо, очень тихо. Айыы, адьяраи, верхние, нижние – все избегали смотреть в нашу сторону. Нет, не в нашу. Это на Нюргуна они старались не смотреть, а я так, просто рядом стоял.
– Хватит! – громогласно объявил Буря Дохсун. – Напрыгались!
Я его даже зауважал: остальные-то отмалчивались.
– Бегать давайте! Кто быстрей!
Не сходя с места, Нюргун кивнул: мол, готов бегать. Нет уж, подумал я. Обойдешься! Не хватало еще, чтобы и бегуна-соперника порвало в клочья! Я, может, и не из лучших скороходов, но и не из худших, это точно. Сам побегу! Плечом я попытался отодвинуть брата, намекнуть, чтобы уходил, но Нюргун стоял скалой. Приказать? Велеть, чтобы оставил идею бегать наперегонки? Прекратил защищать меня? Бороться за мою невесту? Раньше я был уверен, что Нюргун без споров выполнит любой мой приказ. Я – ось миров, как говорил дядя Сарын, а Нюргун – мой вечный, мой добровольный пленник… Я уже собрался отдать приказ и – алатан-улатан! – не смог шевельнуть языком. Я боялся, что Нюргун откажет мне в подчинении; я знал, что он откажет. И будет мне наградой вместо невесты хохот боотуров: меньшой на старшего плевать хотел! Когда-то Юрюна Уолана мучило беспрекословное подчинение брата, сейчас я мечтал, чтобы оно вернулось.
Тем временем Буря высмотрел кого-то за нашими спинами:
– Эй, Баранчай! Иди сюда!
Слуга Сарын-тойона вышел вперед. Сегодня Баранчай двигался свободней, язвы на его теле высохли, покрылись тонкой, туго натянутой кожицей, но до прежнего блестящего слуги Баранчаю было ой-боой как далеко!
– Да, уважаемый Буря Дохсун?
– Побежишь за меня! – тоном, не терпящим возражений, заявил Буря. – Победишь – награжу!
Кэр-буу! Видел я, как Баранчай бегает. Мне его здорового, больного, хромого – да хоть мертвого! – ни за что не обогнать.
Баранчай молчал.
– Я богатый, щедрый! – Буря решил, что слуга набивает себе цену. – Я знаешь, какой щедрый? Не обижу, буо-буо! Давай, беги!
Баранчай по-совиному повернул голову и посмотрел на Нюргуна, стоящего позади него. Обычный человек, в отличие от лесной совы, таким движением свернул бы себе шею. В лице слуги что-то дрогнуло, на скулах проступил тусклый металл. По металлу пробежала волна ряби.
– А вы, уважаемый Буря Дохсун, – вдруг спросил Баранчай, – знаете, какой я вежливый?
Буря осклабился:
– Ага! Аж противно!
– Вот поэтому я вам и отвечу: извините, не побегу. А больше ничего не скажу, хорошо?
Не оглядываясь, Баранчай зашагал прочь.
– Бабат-татат! Стой! – взревел Буря.
А ведь он боится, понял я. Не Буря, нет. Баранчай боится Нюргуна. Уота не испугался, на помощь ко мне пришел, в паучьем колодце на своих плечах держал, а тут… Я что, тоже его боюсь? Собственного брата?! Я не знаю, чего от него ждать. Не знаю, что он сделает в следующий момент. Я ничего, ничегошеньки не знаю…
– Не будем бегать! – нарушил общее тягостное молчание неугомонный Буря Дохсун. – Скачки устроим! Пусть скачки решат!
– Скачки, да!
Боотуры снова оживились:
– Одни кони! Без всадников!
– Одни кони?
– Это как?!
– А так! У нас кони перекованные. Умные, буо-буо!
– Умные, да!
– Мой – умнейший!
– Мой!
– Мой первым придет!
– Шиш тебе! Мой!
– Твой шиш?!
– Мой конь! Лучший, да!
– Мой лучший!
– Скач-ки! Скач-ки!
А он не такой дурак, этот Буря Дохсун. Всадники – мы, боотуры! – по дороге обязательно начнем браниться и друг на друга набросимся. Превратится скачка в битву, в побоище, а раз побоище – значит, шиш вместо невесты. Всем шиш! Свадебное перемирие надо блюсти, это Буря, похоже, крепко-накрепко запомнил. А если одни кони поскачут – значит, никакой битвы, а главное, никакого Нюргуна! Никого пополам не порвет. Нет, это Буря здорово придумал! Голова!
– Мотылек быстрый, – сказал я Нюргуну. – Очень быстрый!
Нюргун кивнул.
– Мотылек победит. Не вмешивайся, хорошо?
На миг мне представилось: вот кони срываются с места, и Нюргун, чуть запоздав, устремляется следом. Догоняет! Кони вскидываются на дыбы, отчаянно ржут, невидимая сила увлекает, тащит их в черную дыру, открывшуюся в груди Нюргуна. Коней рвет на куски…
– Быстрый, – согласился Нюргун. – Очень быстрый, да.
И уселся прямо в грязь.
– Эй! Ты чего?
– Устал, – объяснил мой брат. – Отдыхаю.
4. Гром грохочет, мотылек летит
В Нижнем мире кони долго не живут. Это я хорошо запомнил. Гостя у Уота, я очень беспокоился за Мотылька, когда вспоминал о нем. Вспоминал, правда, редко. Не до коня было? Ну и что? Все равно стыдно. Мотылек обо мне, небось, и во сне не забывал!
Хвала Дьэсегей-тойону, лошадиному богу, с Мотыльком не случилось ничего дурного. Он играл мышцами, стриг ушами, а когда я, смущаясь тем, что коню определено скакать без всадника, рассказал ему про скачки, с пренебрежением раздул ноздри: «Ффрр! Анньаса [135] !» Тут и дурак бы понял: «Скачки? Да я их всех – одной задней левой!»
135
Анньаса! – звукоподражание лошадиному ржанию.
Вот какой у меня конь! Не чета мне, слабаку…
Мы явились в числе первых. Встали рядом с Суоруном и его бедовым Оборотнем. Оборотень бил железным копытом, искрил зубами, но задираться не лез. Начали подтягиваться остальные боотуры: айыы и верхние адьяраи вели лошадей, зато нижние… Шестиноги и восьминоги, змеи-многоглавцы, меднорогие быки с глазами-угольями, арангасы – родичи Уотова скакуна – и даже прямоходящая ящерица-ворюга, вроде той, что я подстрелил в Нижнем мире.
Толпа толпой, а народу-то поубавилось. Может, еще не подошли? Когда я завертел головой, алас тряхнуло, словно корни земли обиделись на мое любопытство. Ближе к реке, за пару полетов стрелы отсюда, дымился разлом. В багровые отсветы, словно в кровавую топь, ныряли и сразу исчезали нижние адьяраи. Десятка два, клянусь! Вдоль опушки леса к ближним сопкам рысью уходил конный отряд айыы. Всадники-одиночки скакали прочь кто куда.