Силуэты снов
Шрифт:
— И что только мучает тебя, никак не пойму, — взволнованно произнёс Одер, поглаживая меня по распущенным, разметавшимся по плечам волосам. — И кстати, что это за Валера, и почему это он заслужил такое страстное «спасибо»?
Несколько преувеличенно игривый тон, которым Одер задал свой вопрос, расстроил меня.
— Ты будешь ревновать меня к сну?
— Я просто испугался, — поправился Одер. — Я не знаю, как нужно вести себя, если моя жена уже который раз с плачем просыпается, едва успев заснуть.
— Поверь мне, я даже не помню, что мне снилось, и не знаю, кто такой Валера.
Одер
Я повернулась и спустила ноги с кровати.
— Куда ты? — удивился Одер.
— Я выйду в сад. Иначе мне не уснуть.
— Я с тобой, — привстал Одер.
— Нет, прошу тебя, не беспокойся. Засыпай, тебе рано вставать.
Я встала, взяла со спинки кресла шёлковый халат, накинула его на плечи, запустив руки под волосы, вытащила из-под ворота свою непослушную кудрявую светлую гриву, нащупала зажим на туалетном столике и перехватила им волосы. Все это время я чувствовала на себе пристальный взгляд мужа.
Завязав пояс халата, я шагнула к двери.
— Мариэла!
Я оглянулась.
— Ты уверена, что у тебя все в порядке? — настойчиво повторил Одер.
— Ну конечно, я пройдусь и приду, не надо волноваться.
Я вышла, осторожно прикрыв за собой лёгкую дверь спальни. На втором этаже было тихо. Я знала, что мама уже спит, а отец с братом, скорее всего, ещё сидят за шахматами. Не спеша, я спустилась вниз. Так оно и было, из гостиной доносился лёгкий звук, издаваемый кондиционером, притушенный свет торшера освещал журнальный столик с огромной шахматной доской. Отец склонился над фигурами и в раздумье ерошил седые волосы. Кресло брата пустовало. Он лучше играет в шахматы, поэтому у него много времени в ожидании ответного хода отца.
Стараясь не шуметь, я вышла в сад. Брат стоял на крыльце и, запрокинув голову, разглядывал звезды. Мне не хотелось сейчас разговаривать с ним, но он, конечно же, услышал меня и обернулся:
— Мари? Что случилось?
— Ничего, просто не спится.
— Опять кошмары?
— А ты откуда знаешь? — я неприятно удивилась.
Он пожал плечами:
— Одер рассказал. Он считает, что тебе надо поговорить с доктором. Ты всегда была странной, но я никогда не думал, что это настолько серьёзно.
— Неужели так важно, что я вижу во сне? Я даже не смогу объяснить врачу, что такое мне снится. И в конце концов, не надо постоянно опекать меня, это очень неприятно.
Фелим протестующе поднял руку:
— Не сердись. И не ругай Одера за то, что он мне все рассказал. Хотя, если честно, я считаю, что все твои проблемы исключительно из-за этого парня. Ты постоянно волнуешься за него, это не проходит бесследно…
— Перестань, Фелим. Мне это надоело!
Я обошла его и поспешно сошла вниз по ступеням. Брат остался наверху, замурлыкал какую-то мелодию.
В какой-то степени он был прав. Я не могла не волноваться за Одера — но лишь тогда, когда его не было рядом. А сейчас, когда мы вместе, не было на свете другой женщины, которая была бы так же спокойна и счастлива, как я.
Я шла по садовой дорожке, и звук собственных шагов, мягкий и шуршащий, вернул мне ровное настроение. Слезы давно просохли, взволнованная нежность Одера сделала своё дело. Умиротворение, наконец, воцарилось в моей душе.
Я вышла к искусственному пруду, который Фелим сам придумал и сделал прошлым летом. Здесь было чудно. Полная луна покачивалась на дне водоёма, одна из посаженных братом кувшинок выплыла на своём длинном стебле почти на самую середину пруда. Здесь можно было сидеть вечно. Потому что здесь было хорошо. И поэтому даже мелькнувшая мысль о предстоящих Одеру соревнованиях не нарушила моего безоблачного настроения. Дурной сон испарился без следа. Жаль только Одера, что ему пришлось так поволноваться…
Едва покачивающаяся гладь воды притягивала глаз. Хотелось смотреть на неё, не отрываясь. Я знала, что пруд совсем не глубок, и днём прекрасно видно дно, но сейчас водоём казался бездонным и таинственным.
Неожиданно на дне пруда что-то мелькнуло. Сердце моё тревожно ёкнуло. Какое-нибудь земноводное? Нет, не похоже. Я всмотрелась…
Не на дне, а на самой поверхности появился силуэт. Нечёткое видение. Я зажмурилась, чтобы отогнать непрошенные галлюцинации, но перед моими закрытыми глазами чётко и ясно возник незнакомый мужчина. Средних лет, со скуластым осунувшимся лицом, с перехваченными сзади длинными светло-русыми волосами. Опершись локтями о какую-то поверхность, он сидел неподвижно, и плечи его судорожно вздрагивали: он плакал…
Я открыла глаза и обнаружила, что сижу, неловко запрокинувшись на скамье. Обморок прошёл, видение исчезло. Ни на воде, ни под водой не было никого и ничего.
Я не знала, что это было. Я только вдруг отчётливо поняла, что я знаю этого человека, и знаю, отчего он плачет. Только я внезапно забыла все это…
Очнувшись, я почувствовала сильный озноб. Стало холодно, я вскочила, потирая ладонями плечи, и поспешила к дому. Мне вдруг сильно захотелось оказаться в своей комнате, где меня вряд ли станут преследовать непрошенные видения, где можно накинуть на плечи что-нибудь тёплое или отогреться в нежных объятиях Одера. Я безумно любила свой дом, поэтому даже Одер отказался от мысли купить после свадьбы собственный. Он перебрался к нам, не желая попусту меня огорчать. В нашем доме места хватит на всех.
Это был большой, просторный дом, построенный давным-давно по проекту моего отца. Это было поистине чудесное творение. Каждая стена дома была непохожа на другую. Каждый фасад — стиль, настроение, плавные переходы плоскостей и полусферических поверхностей, нежные цвета. А внутри неизменные тёплые звуки и нежные запахи дома, моего дома, где много людей, любящих и любимых.
Сердце отчего-то тревожно забилось, разгоняясь все сильнее и сильнее, я слышала, как оно колотится о рёбра. И внезапно пришло чувство безоговорочной уверенности: я точно знала, почему плакал незнакомый мужчина. Он оплакивал мою смерть…