Сильва

… – Вы знаете – начала Машка, откидываясь на спинку кресла и закидывая ногу на ногу. – Везение, штука непонятная, до конца никем не изученная, поэтому, твердо рассуждать, кому повезло, а кому нет – неблагодарное занятие! – Машка сидела в салоне самолета, летящего в Рио, после пересадки в аэропорту Хитроу. Она, наконец-то, осуществила свою мечту и летела на знаменитый карнавал. Рядом с ней, в соседнем кресле, сидел мужчина в кожаном дорогущем пиджаке и с золотыми часами на запястье, в каких-то немыслимых туфлях и в синих джинсах. Его блондинистую шевелюру, черные глаза и тонкогубый, слегка надменный, рот, знали многие любители кино как в России, так и за рубежом. Это был тот самый Николай Григорьев – режиссер, снявший нашумевший блокбастер «Черный Огонь». И Машке повезло, что ее место в бизнес-классе оказалось рядом с местом Григорьева. Машка прекрасно понимала, что более благодарного слушателя, найти было просто невозможно и решила воспользоваться ситуацией и обрушить на уши режиссера поток своего красноречия, так как молчать Машка попросту не умела. Она очень быстро познакомилась с режиссером, взяла у него автограф и заказала у красивой стройной стюардессы по стакану

виски для себя и для Николая. Она молниеносно стала обращаться к нему на «ты», временами хлопая по плечу так по-свойски, словно они с Григорьевым вместе учились в школе, дружили с детства, да еще и когда-то были любовниками. Сам Григорьев, сначала, не был в восторге от бесцеремонной манеры общения этой красноволосой красавицы с идеальной фигурой в белой кожаной мини-юбке, черных гладких чулках и красной кожаной куртке с целым созвездием золотых заклепок и замков – молний, но потом втянулся и уже воспринимал Машку, как старую подругу. Он тоже летел в Рио, на кинофестиваль, и был рад, что, судя по всему, перелет будет очень веселым. Машка оказалась умной, веселой и очень открытой. Сейчас они подняли тему везения и невезения и Машка, держа в руке стакан с виски и манерно оттопырив мизинчик с ярко-алым маникюром, вещала о том, что о степени везения или невезения, нужно оценивать по итогам событий.

– Понимаешь, о чем я? – тряхнула Машка волосами – Пока цепь событий не завершится, мы не имеем права говорить, повезло человеку, или нет!

– Какое интересное наблюдение! – сказал режиссер – Глубокое! Мария, ты философ? Кем ты трудишься, если не секрет, что такие философские сентенции выдаешь? Вообще, я обожаю умных женщин! А ты мне кажешься именно такой! Так где ты работаешь, Мария Красная?

– Только кажусь?! – скривилась Машка – Креститься надо, когда кажется! Я таковой и являюсь, чтоб ты знал! Я та самая, которая, когда бог раздавал и ум, и красоту, заняла обе очереди, потому что перед этим отстояла очередь за хитростью! Компренде?

– Си! – кивнул Григорьев – Ну так что с моим вопросом?

– Далась тебе, блин, моя работа! –тряхнула Машка волосами – Только учти, что как говорят в этом вашем кино, мне придется тебя убить сразу после того, как я скажу тебе! Выкину с самолета! И наше и мировое кино понесет невосполнимую утрату! – Машка засмеялась. – Да ладно, Колян, не ссы! Не выкину! Вот, смотри! – Машка достала из кармана куртки «ксиву» и протянула режиссеру. Тот раскрыл удостоверение и присвистнул восхищенно.

– не свисти! – сказала Машка – Денег не будет! Еще есть вопросы насчет работы?

– Ты что, полковник ФСБ?! – восхищенно спросил режиссер – С ума сойти! Не похожа совершенно!

– Ой, много ты полковников видел, можно подумать! – махнула рукой Машка – Я бы тебя познакомила с несколькими – ты совсем обалдеешь! Ладно, давай ксиву обратно! – Машка убрала удостоверение в карман. – Так вот, Колян, возвращаясь к теме везения и невезения, и к моему тезису о том, что степень везения нужно оценивать по результату. Расскажу тебе сейчас одну историю, про одну мою знакомую. Кстати сказать, мне кажется, что тебе, как режиссеру, будет интересно! Так вот, она как раз про везение и про невезение! Интересно?

– Поджожди! – Григорьев достал из внутреннего кармана пиджака диктофон. – Не против?

– Да сколько угодно! – тряхнула Машка волосами – Только имена потом поменяй и фамилии! И названия городов и других населенных пунктов! В общем, если соберешься публиковать, сначала мне на проверку, понял?!

– Договорились! – сказал Николай, включая диктофон и делая большой глоток виски из своего стакана, предвкушая интересную историю – Ну что, товарищ полковник, поехали?

– А поехали! – тряхнула Машка волосами…

… – Селиверстова! – раздался почти истеричный окрик воспитательницы – Что ты там делаешь?! Маша вздрогнула и выронила спички из рук. Она со своим закадыкой, Семеном Шнайдером сидела в игрушечном домике на детской площадке детского сада. Семен Шнайдер был сыном друзей ее родителей, они жили на одной лестничной клетке в Высотке на Котельнической набережной, и ходили в один детский сад. Отец Маши Селиверстовой был одним из самых влиятельных людей в Москве, авторитетом, которого многие знали, как Витя – Китаец. Китаец владел целой сетью магазинов модной одежды, несколькими банями, парикмахерскими, автосервисами, и много, чем еще. К тому же, он был хозяином сети спортзалов «Шанхай», и в его личном распоряжении, была небольшая армия самбистов, боксеров и каратистов – в общем, всех, кто ходили в его спортзалы. А Семен Шнайдер был бухгалтером в империи Вити – Китайца. Поэтому, наверное, семьи Селиверстовых и Шнайдеров, связывало что-то большее, чем просто дружба. В те времена именно так и дружили – за что-то, а не просто так. Организовывали что-то вроде пар «акула – рыба-прилипала». Или что-то вроде симбиозов дерева и грибов. Конечно, наверняка, были люди, которые дружили просто так, ни за что, но чаще всего в те лихие времена, в дружбе искали хоть какую-то пользу – будь то защита от лиха, возможность воспользоваться финансовой помощью, спрятаться за широкую мускулистую спину, и тому подобное. Так дружили семьи Селиверстовых и Шнайдеров. Это был именно симбиоз. Витя – китец был мускулами, а отец Семена Шнайдера, Иммануил Шнайдер, мозгами. Вообще, про Машу Селиверстову можно было сказать с уверенностью, что она родилась с золотой ложкой во рту. Это была ангелоообразная, очень милая девочка – цветочек со светлыми волосами и серыми огромными глазами. Ее будущее было предопределено и понятно: после школы учеба в Америке или Англии, затем замужество за отпрыском какого-нибудь потомка Ротшильдов или, на худой конец, Рокфеллеров. И конечно же, создание собственной торговой или промышленной империи, на радость налоговых органов Российской Федерации. Примерно тоже самое можно было сказать и про Семена Шнайдера. И вот сейчас эти два будущих гиганта международного бизнеса сидели в детском домике и пытались поджечь спичками, которые Маша стащила дома из кабинета отца, небольшой костер, сложенный по всем правилам инквизиции, под несчастным кузнечиком, привязанным к палочке, воткнутой вертикально в песок, ниткой, выдернутой из красного, в белый горох, платья Маши. Кузнечика приговорили к сожжению за преступления перед короной. Маша увидела все это в кино про Жанну Д`Арк и ей, почему-то так понравилась казнь на костре и само вот это «преступления

перед короной», «Ересь» и прочее, что она немедленно рассказала все Семену и они решили, что кузнечик повинен в ереси, что бы это ни было, и преступлениях перед короной! Кузнечика пленили, привязали к палочке и сложили под ним костер. И кто знает, как бы закончил свои дни бедный кузнечик, если бы воспитательница не увидела сквозь рейки домика, что Селиверстова и Шнайдер опять замыслили очередное преступление. Вообще, эта парочка постоянно заставляла воспитателей быть начеку, так как Маша буквально фонтанировала идеями для очередных проделок, а Семен всегда поддерживал свою подругу в любых начинаниях, не обращая внимания на то, насколько они были законными. В принципе, глядя в огромные, невинные глазки Маши и слушая описание ее и Семена, подвигов, не верилось, что этот ангелочек был настолько чертенком! Например, няня Маши, симпатичная женщина Ирина Георгиевна, была уверена в том, что в раннем детстве Машу сглазили и сейчас в ней живет злой дух, который и заставляет ее совершать все то, что она творит, причем подбивая на преступления Семена. Ирина Георгиевна однажды, на полном серьезе, предложила родителям Маши, сводить ее в церковь и «совершить обряд» Витя – Китаец заметил на это, что если няня не выкинет эту чушь из головы, то обряд придется совершать над ней. Какой именно обряд, он не уточнил, но Ирина Георгиевна догадалась и без пояснений. Больше к теме экзорцизма она не возвращалась, но мнения своего не изменила, втайне надеясь, что с годами из Машеньки все бесы вылетят сами, и она станет хорошей девочкой.

Несмотря на то, что Маша была, по мнению няни, одержима бесами, девочкой она росла очень умной и не по годам сообразительной. Она рано научилась читать. Первую свою книжку, Маша прочла в пять лет. Причем, это была очень взрослая, толстая книга «Борцы», а не традиционный «Карлсон», или «Робинзон Крузо». Машу заворожили книги. Она читала все подряд, благо, в кабинете отца были шкафы, набитые книгами под завязку. И хотя родители Маши покупали книги больше для украшения интерьера, она читала запоем. Читала днем и ночью, все подряд – от серии «Жизнь замечательных людей» и серии «Эврика», до каких-то учебников по биологии, которые хранились у матери Маши в кладовке, и которые остались еще с тех пор, когда мать Маши работала учительницей в школе. Наверное, поэтому Маша слишком рано стала задавать родителям и несчастной Ирине Георгиевне очень неудобные вопросы, ответы на которые они не знали. Когда Маша поняла, как работают деньги, и что такое цена, в ее светловолосой головке откуда-то появился вопрос, с которым она приставала ко всем, до кого могла дотянуться. Вопрос этот звучал так: «Сколько стоит человек?» Маленькой Маше казалось тогда, что человек должен стоить очень дорого – скорее всего, так дорого, что ни у кого нет таких денег, даже у ее папы. Ирина Георгиевна, закатив глаза и мысленно призвав бога на помощь, когда Маша обратилась к ней с этим вопросом, как могла, пыталась объяснить пятилетней девочке, чем отличается понятие «цена» от понятия «ценность», оперируя такими понятиями, как «любовь», «преданность», «верность». Но маленькая Маша не хотела разбираться в таких сложных материях – ей нужен был простой ответ на очень простой, как ей тогда казалось, ответ. И тогда она задала этот вопрос Иммануилу Шнайдеру, или, как она его называла, «дяде Мануилу» Дядя Мануил, как и Ирина Георгиевна, полез в дебри, приправив все соусом из религиозных понятий. С религией Маша разбираться не захотела, чем окончательно укрепила веру Ирины Георгиевны в то, что она бесноватая, и бог никогда не поселится в ее душе…

…Так прошло два года и Маше и ее закадыке, Семену Шнайдеру, исполнилось по семь лет, и они должны были пойти в первый класс…

… – Если вспомнить, с чего начинался наш разговор – заметил Николай – То Маше, совершенно очевидно, повезло? Ведь она родилась в богатой, что уж скрывать, семье, которая была в состоянии обеспечить ей очень комфортную жизнь! Плюс, друг детства у нее тоже отнюдь не из семьи столяров – ткачей! А ведь я слышал об этом самом Вите – Китайце! Очень многие боялись его! Он был человеком жестким, жестоким даже, как говорили! Тогда, если посмотреть с этого ракурса, вряд ли можно с уверенностью сказать, что Маше повезло!

– А ты что же думаешь, Китаец своих домочадцев на счетчик ставил?! Или родную дочь в лес вывозил?! Или, может быть, на пузо жене утюг ставил горячий, чтобы она ему котлет накрутила?! Если верить нашим материалам, то Витя – Китаец относился к жене и дочери с огромной любовью и старался для них сделать все, что было в его силах и немножечко больше!

– Значит, Маше повезло? – уточнил режиссер.

– Да погоди ты! – тряхнула Машка волосами – Я же говорю, по окончательному итогу нужно судить! А это все, как ты понимаешь, пока промежуточные результаты! Маша доросла до семи лет, и не более того! И ей, конечно, повезло в данный момент времени в том смысле, что ранец ей купили какой-нибудь этакий, от Гуччи, или Версаче, и форму школьную от Армани, понимаешь, о чем я? Итоги рано подводить! История только начинается! Не беги впереди паровоза, ладно? Вот закончу, тогда и будем итоги подводить – кому повезло, а кому не очень! Договорились?

– Договорились! – улыбнулся Григорьев. – Будем считать цыплят по осени!

– Вот и прекрасно! – Машка поймала за рукав проходящую мимо стюардессу и попросила еще виски. – Будем!..

…Естественно, Маша и Семен пошли в один класс и сели за одну парту. Маше понравилось учиться, потому что можно было читать, а самое главное, она могла научиться писать! Правда, буквально через неделю, Маше стало нестерпимо скучно сидеть за партой и писать палочки, крючочки и непонятные загогулины. Ей казалось, что ее одноклассники, включая и Семена, просто непроходимые тупицы и не могут думать и быстро делать то, что было легче легкого! И, наверное, наступил бы момент, когда Маша возненавидела бы учебу, но учительница, стройная Маргарита Игоревна, заметила способность Маши и стала давать ей индивидуальные задания. Так, например, Маша первой в классе, научилась писать свое имя, а также слово «мама», чем очень гордилась. А Семен больше делал успехи именно в математике, совершенно не проявляя интереса к чтению и письму. Так они и учились – Маша писать, а Семен – считать. По этому поводу Маша однажды высказалась, что она станет, когда вырастет, самой знаменитой на свете, писательницей, а Семен – как его папа, бухгалтером. Самым знаменитым на свете бухгалтером.