Сильвандир. Сальтеадор (ил. И.Ушакова)
Шрифт:
– Такова его воля, – сказал дон Иниго, – и он уже отдал соответствующие распоряжения.
– В какой срок король дон Карлос приказал очистить горы?
– Говорят, что он дал на это верховному судье две недели.
– Как жаль, что вам, прекрасная сеньора, пришлось ехать через горы сегодня, а не через три недели! – обратился Сальтеадор к девушке. – Вместо напугавших вас бандитов вы встретили бы здесь честных людей, которые сказали бы вам: «Идите с миром!» – а в случае необходимости и проводили бы вас.
– Мы повстречали нечто лучшее, сеньор, – возразила дочь дона Иниго, – благородного человека, который вернул нам свободу.
– Не надо меня благодарить, – сказал
– Чьей же?
Бандит пожал плечами.
– Не знаю. К несчастью, я – человек настроения. Моим сердцем и шпагой движут порывы, влекущие меня то к хорошему, то к дурному, чаще к дурному. Но, как только я увидел вас, неведомая рука вырвала злобу из моего сердца и отбросила ее так далеко, что – даю слово благородного человека – я старался разозлиться и не смог.
Дон Иниго внимательно смотрел на молодого человека, пока тот говорил, и – странная вещь! – слова Сальтеадора, то насмешливые, то мягкие и нежные, невольно находили отклик в душе старика. Донья Флор, в свою очередь, медленно приблизилась к дону Иниго, но отнюдь не из страха. Голос юноши странно на нее подействовал: она почувствовала пробегавшую по ее телу приятную дрожь и, как малое дитя, искала в объятиях отца защиты от неведомого чувства, овладевшего ей.
– Молодой человек, – сказал дон Иниго, – я разделяю ваши чувства, и то, что мне пришлось проезжать здесь сейчас, а не через три недели, – это действительно скорее счастье, чем неудача. Так как через три недели мне не удалось бы оказать вам услугу, равную той, какую вы мне оказали.
– Услугу мне? – с усмешкой переспросил бандит.
Лицо его исказила легкая судорога, а взгляд, казалось, говорил: «Тот, кто может оказать единственную нужную мне услугу, должен быть всемогущим».
Угадав, что происходит в сердце молодого человека, дон Иниго продолжал:
– Милосердный Господь каждому определил место в этом мире. Он дал государствам королей, а королям – дворян, их первых защитников. Он дал городам жителей, населяющих их: мещан, торговцев, чернь. Он дал морям отважных мореплавателей, открывающих неведомые земли. Он дал горам хищников и в тех же горах поселил хищных людей, как будто указывая на то, что, имея одно жилище, одни уподобляются друг другу, на то, что эти люди стоят на последней ступени общества.
Сальтеадор хотел что-то возразить, но дон Иниго остановил его словами:
– Дайте мне закончить.
Молодой человек кивнул в знак согласия.
– Итак, – продолжал старик, – только мощный общественный переворот или чудовищное семейное горе может привести к тому, что человек окажется за пределами своего круга, который Господь определил ему и к которому он по праву принадлежал, и попадет в другую, чуждую ему среду. Нас с вами, рожденных для того, чтобы быть дворянами в свите короля, постигла разная участь. Из меня она сделала мореплавателя, а из вас… – Старик умолк.
– Ну что же вы, продолжайте, – с улыбкой произнес молодой человек, – вы мне не скажете ничего нового, и все-таки от вас я готов выслушать все.
– А из вас судьба сделала бандита.
– Да, но вы знаете, что бандит может означать как изгнанника, так и разбойника.
– Мне это известно, так что будьте уверены, я не смешиваю эти два понятия, – сказал дон Иниго, а потом добавил: – Вы изгнанник?
– А вы, сеньор, кто вы такой?
– Я – Иниго Веласко де Гаро.
Услышав это имя, молодой человек снял шляпу и отбросил ее далеко от себя.
– Простите, – сказал он, – я стоял с покрытой головой, хоть я и не гранд.
– А я не король, – заметил с улыбкой дон Иниго.
– Да, но вы
– Вы меня знаете? – спросил старик.
– Мой отец тысячу раз рассказывал мне о вас.
– Ваш отец знал меня?
– Он говорил мне, что имел такое счастье.
– Так назовите же имя вашего отца, молодой человек!
– О да, да, – прошептала донья Флор, – его имя, имя!
– Увы, сеньор, – ответил бандит с выражением глубокой печали на лице, – моему отцу не доставит ни радости, ни чести, если такой человек, как я, произнесет имя старого испанца, в жилах которого нет ни капли мавританской крови. Не вынуждайте меня прибавлять к его бесчестью и горю, которыми он и без того мне обязан, новое.
– Он прав, отец! – живо воскликнула девушка.
Старик внимательно посмотрел на донью Флор: залившись краской, она опустила глаза.
– Пусть будет так, – ответил дон Иниго, – сохраняйте тайну вашего имени. Но, может, у вас нет повода скрывать причину, заставившую вас жить чужой жизнью? Может, ваше изгнание и удаление в эти горы было последствием какого-нибудь юношеского безрассудства? Если вы не мучаетесь угрызениями совести, но хоть немного сожалеете о том положении, в котором вынужденно оказались, то даю слово, как перед Богом, быть вашим покровителем и готов поручиться за вас.
– Благодарю вас, сеньор! Я принимаю ваше слово, но сомневаюсь в том, чтобы кто-нибудь, кроме человека, наделенного Богом особым могуществом, мог вернуть мне в обществе то место, которое я занимал, хотя мне не в чем себя упрекнуть. Горячая кровь и пламенное сердце стали причиной некоторых ошибок, эти ошибки привели меня к преступлениям. Но ошибки уже сделаны, преступления совершены, за моей спиной разверзлась пропасть, и я не могу вернуться назад. Только сверхчеловеческая сила способна проложить для меня дорогу, отличную от той, по которой я прошел. Иногда я думаю о возможности этого чуда. Я был бы счастлив, если бы оно свершилось, был бы вдвойне счастлив, если бы оно свершилось с вашей помощью, и я, как Товий [33] , вернулся бы в отчий дом в сопровождении ангела! Я все еще надеюсь, потому что надежда – последнее прибежище несчастных, правда, столь же обманчивое и даже более обманчивое, нежели другие! Я надеюсь, но не верю. С каждым днем я ухожу все дальше от общества и законов. Я приказываю и потому чувствую себя королем. Только иногда, ночью, в часы одиночества, в минуты грусти, мне случается предаться размышлениям, и тогда я понимаю, что, поднимаясь к трону, можно попасть на эшафот.
33
Товий – согласно преданию, сын Товита, чьим проводником был ангел Рафаил.
Донья Флор испустила сдавленный крик. Дон Иниго протянул руку Сальтеадору. Но последний, не приняв той чести, которую оказал ему старый дворянин, поклонился, приложив одну руку к груди. Затем юноша указал старику на кресло.
– Итак, вы расскажете мне все, – произнес, усаживаясь, дон Иниго.
– Все, но не просите меня назвать имя моего отца.
Старый идальго, в свою очередь, указал на стул молодому человеку, но тот не сел.
– Вы услышите не рассказ, а исповедь. Перед священником я встал бы на колени, но перед человеком, будь он хоть дон Иниго, будь он хоть сам король, я останусь стоять.