Сильвандир
Шрифт:
Маркиз де Кретте со своей стороны не пропустил ни единого слова из этих насмешливых замечаний; садясь на коня, он пробормотал:
— Господи! До чего же нагло и вызывающе ведут себя эти Коллинские!
Роже догадался, что шуточки венгров были услышаны всеми его спутниками, и жестоко страдал из-за этого; однако в первую минуту он не нашелся, что сказать, и вынужден был молча проглотить обиду.
Когда компания возвратилась в Париж, шевалье сердечно поблагодарил маркиза за любезность, которую тот выказал к нему; затем он попросил у молодых дворян позволения нанести каждому из них визит и принял приглашение
— Отпорите, пожалуйста, ваш светло-зеленый бант, — чуть слышно произнес маркиз, прощаясь с Роже, — и нашейте взамен пунцовый: сейчас это самый модный цвет.
Шевалье предпочел бы получить удар кинжалом, нежели услышать сей деликатный совет своего нового друга.
«Что ни говори, а ведь в Сен-Жермене мне нанесли оскорбление, — подумал он, — а я не потребовал сатисфакции. Неужели у меня недостало мужества?»
XI. КАК ШЕВАЛЬЕ С ПОЛЬЗОЙ ДЛЯ СЕБЯ ПРИМЕНИЛ УРОКИ ФЕХТОВАНИЯ, КОТОРЫЕ ЕМУ ПРЕПОДАЛ ЕГО ОТЕЦ, БАРОН Д'АНГИЛЕМ
Мысль о давешней обиде всю ночь не давала Роже уснуть; он на все лады обдумывал случившееся и подыскивал множество доводов в свое оправдание; но одно оставалось бесспорным: его высмеяли, а он стерпел обиду. Это обстоятельство отравляло радость, которую принес ему вчерашний день, когда все так славно для него складывалось. Досада и озабоченность, вызванные разъяснениями мэтра Кокнара о трудностях предстоящей тяжбы, отнюдь не способствовали тому, чтобы юноша провел спокойную ночь: Роже спал всего час или два и пробудился в самом дурном расположении духа.
Накануне шевалье хорошо понял, как важно для дворянина элегантное платье, и потому, перед тем как выпить чашку шоколада, он послал за портным и велел принести к десяти часам утра самый лучший костюм, какой тот сумеет только достать, и при этом безукоризненного вкуса. Ровно в десять часов портной явился с кафтаном из переливчатой тафты, обшлага которого были расшиты серебром, с вышитым камзолом из светло-серого щелка и короткими панталонами из той же материи, что и кафтан; наряд этот дополняли шейный платок, отделанный антверпенским кружевом, чулки со стрелками и башмаки с блестящими пряжками; облачившись в новое платье, Роже небрежно привесил слева остро наточенную шпагу, гораздо более дорогую и красивую, чем та, какую он носил накануне.
И тут шевалье откровенно поделился с портным своими опасениями, признавшись, что ему еще никогда не приходилось щеголять в столь элегантном наряде; портной, знавший толк в своем деле, дал юноше много ценных советов. Роже пожелал тут же применить их на практике: он стал ходить взад и вперед, поворачивался и кружил перед своим наставником, и тот в конце концов объявил, что совершенно удовлетворен тем, как небрежно шевалье поглаживает свой подбородок и быстро, одним ловким движением засовывает шляпу под мышку: по его словам, это было самое главное. Роже расплатился с портным и отпустил его. Он уже почти позабыл о неприятных мыслях, одолевавших его всю ночь, и потому, выйдя из гостиницы, весело зашагал на улицу Вожирар, где было расположено помещение для игры в мяч.
Тщеславие юноши было удовлетворено, одного только ему не хватало — хотелось, чтобы его могла увидеть в новом наряде Констанс; особенно сожалел он об этом потому, что явно производил сильное
Шевалье первый пришел в помещение для игры; маркеры приветствовали его низкими поклонами, и это показалось ему хорошим предзнаменованием. Роже еще никогда не доводилось участвовать в такой игре, он думал, что окажется в каком-нибудь дворце, наподобие Лувра, а очутился чуть ли не в сарае.
Однако уже и в те времена мода столь самовластно господствовала в столице просвещенного мира, что, несмотря на все неудобства, игра в мяч получила там широкое распространение.
Благодаря своей слишком уж большой аккуратности Роже пребывал пока что в одиночестве; он воспользовался этим, чтобы расспросить маркеров о правилах игры и взять у них несколько уроков; человек он был сообразительный и потому быстро усвоил главные правила, а так как взгляд у него был верный и рука крепкая, то бросал он мячи довольно метко для начинающего.
Тем временем появились его новые друзья; изумлению Роже не было границ: все они пришли в широких панталонах и в халатах. Увы! Бедному нашему шевалье предстояло еще многому научиться, прежде чем стать настоящим парижанином.
Маркиз де Кретте заметил удивление юноши.
— Мы живем по соседству, — пояснил он, — и потому приходим сюда запросто, в домашнем платье.
— А я, расставшись с вами, должен буду сделать несколько визитов, — отвечал Роже, — так что решил одеться заранее.
— Вам стоило бы лучше прийти сюда в более удобной одежде, — заметил маркиз, — позднее вы бы заехали к себе и переоделись; такой костюм будет вам сильно мешать.
— Я не собирался участвовать в игре, — отвечал шевалье, кусая губы. — Ведь я даже незнаком с правилами и…
— Беда невелика, — прервал его маркиз, — мы сперва побросаемся мячами, чтобы малость поразмяться, вы составите себе понятие об игре, а уж потом начнем партию.
В эту минуту у входа раздался шум, не предвещавший ничего хорошего. Послышались громкие голоса, и Роже показалось, что он . узнал среди них голос человека, накануне потешавшегося над его светло-зеленым бантом.
Предчувствие не обмануло шевалье. В залу для игры и в самом деле почти тотчас же вошли братья Коллинские вместе со своими вчерашними спутниками; холодный пот выступил на лбу у Роже.
— Поспешим занять площадку, — сказал маркиз, — не то нам придется оспаривать у этих фанфаронов право играть первыми.
Он сбросил халат, друзья последовали его примеру; Роже со своей стороны снял кафтан, камзол и поверх одежды положил шпагу.
Игра началась.
Сперва Роже совершил несколько промахов, неизбежных для всякого, кто еще только учится столь трудной игре; ошибки юноши, были встречены смехом сидевших на скамейках для зрителей. Но мало-помалу игра его выровнялась. Надо сказать, что все телесные упражнения имеют много общего. Роже, обладавший от природы способностью ко всему, что требует силы и ловкости, делал успехи прямо на глазах; крепость его руки вызывала восторг у партнеров: пущенные им мячи свистели, как пушечные ядра, и нужно было немалое мужество, чтобы играть против него.