Сильвио Берлускони – Премьер Италии
Шрифт:
Затеял эту «войну» Данило Скарроне. Он заявил, что готов к «вооруженной борьбе». В качестве оружия изобрел и избрал «стрелы с мышьяковыми наконечниками» против… женщин. Разумеется, до боя, в прямом смысле, дело не дошло, но смеха было немало. Данило-мастер изрекал, что женская красота с экрана мешает зрителю усваивать информацию. Особенно это касается ведущих – «небесно-эфирной» Марии-Луизы Бузи, жгучей блондинки Тицианы Феррарио и южанки Кармен Лазореллы. В пример он поставил TV Берлускони, который не доверял (и справедливо) ведущим, излучающим женские чары.
По телевидению даже расползлись слухи о создании «тайной организации рассерженных мужчин». Впрочем дальше слухов дело не пошло, но Данило Скарроне приобрел репутацию «героя-женоненавистника на TV».
На частных каналах «война против женщин» не поднималась. Директор «открытой студии» Эмилио Феде отшутился всерьез. Он заявил, что принял брошенную гостелевидением перчатку и взял себе замом… женщину. На всякий случай. Но без мышьякового наконечника.
Не только директора государственных и частных каналов играют важную роль, но и директора-редакторы основных рубрик. Например, редактор внутренней политики. Он предоставляет по закону 3 часа каждой политической партии, имеющей депутатов в парламенте. Каждое выступление не должно было превышать 10 минут. Возникали противоречия: одна партия имела более 30 % избирателей, другая – 5–7 %. Можно ли было их возможности уравновешивать? Директор и редактор рубрики находили формы «взаимопонимания». Понятно, трудно, но, как оказалось, возможно.
Секретари политических партий выступали в самые сложные моменты. Рядовые и кадровые члены партии имели также значительный вес, но практически не учитывались, однако к их мнению в Италии прислушивались серьезно. Но «вода, как известно, камень точит», комментировал Алессандро ди Паоло. Холдинг РАИ думал о своем политическом лице – реноме. Если переданная информация не подтверждалась, то нес ответственность не только журналист, но и лично директор канала РАИ.
Контроль за содержанием программ РАИ осуществлялся парламентской комиссией, состоявшей из представителей всех ведущих политических партий страны. Этим подчеркивалось, что общественное мнение может быть объектом обработки не только правительственной коалиции, но и оппозиции. Эта «разнополярность» и плюрализм имели свои преимущества в конкуренции с частным телевидением, которое представлялось конкретными именами, чьи позиции в значительной мере предопределяли тон и характер выступлений журналистов канала по определенным, особо важным внутри– и внешнеполитическим событиям.
В октябре 1991 года РАИ переживал нелегкие времена, которые начались еще лет 10–15 назад. Но осенью 1991 года достигли, пожалуй, своего апогея. Проблемы заключались в политических разногласиях, в финансовых трудностях, в творческой неудовлетворенности, в технических слабостях. Нужны были и «инъекции» извне.
В конце сентября – начале октября служащие РАИ находились в постоянном напряжении. Многим грозило увольнение. В воскресенье 1 октября произошел взрыв, который на телевидении сравнивали с извержением Везувия или Этны. Главный обвиняемый – Микеле Санторо, ведущий программы «Самарканда», программы, пользовавшейся популярностью, нацелил острие критики на этот раз не только против мафии, но и против тех политиков, которые ее поддерживали. 4 октября административный совет РАИ вызвал Микеле «на ковер», ожидалась яростная головомойка.
В журналистских кругах прошли слухи, будто Микеле Санторо собирался даже покинуть РАИ и подписать контракт с главным конкурентом гостелевидения – частным концерном Сильвио Берлускони «Фининвест». Конкуренция бывает и орудием шантажа. Сведения не подтвердились. Директор третьего канала РАИ взял под защиту ведущего и решительно скрестил шпаги с генеральным директором РАИ Джанни Паскуарелли (представитель христианских демократов занял эту ключевую должность в июле 1989 года после долгих и трудных переговоров между ХДП и социалистами. Президент РАИ – Энрико Манка, социалист, практически разделил партийную власть на гостелерадио). В коридорах здания на улице Маццини – штаб-квартире РАИ – заговорили о «пакте двух подписей». Только директор РАИ-3 Анджело Гульельми не был намерен отступать. «Сделаем все, чтобы Санторо остался на гостелевидении. РАИ – не самоубийца, – заявил он. – Иначе РАИ угрожает политическая гибель». И выстоял.
Параллельно с этим скандалом на телевидении вспыхнула и «другая война». Впал в немилость директор РАИ-2 Джанпаоло Содано. 2 октября 1991 года на конференции в Рива-дель-Гарде он позволил себе покритиковать «перестройку» РАИ, которую выпестовал Джанни Паскуарелли и бережно вынашивал в своем портфеле. Генеральный директор выждал 24 часа, и открыл огонь со всех калибров теперь уже по Содано. У главы второго канала было два выхода, считал Паскуарелли: или объясняться перед генеральной дирекцией, или… пожинать плоды. Газета «Репубблика» так комментировала альтернативу: если Содано не согласен с политикой фирмы, то ему предстоит подать в отставку и отправиться к С. Берлускони, который его ждал с распростертыми объятиями.
Газета «Ла воче репуббликана» резюмировала: «Отныне перед глазами всех открылся серьезнейший кризис на гостелевидении…» И выход намечался благодаря частному TV С. Берлускони. Он стабильнее и сильнее…
В то время в Италии в море эфира шла и «третья война» – война между РАИ и частным теледомом С. Берлускони. Журналисты, анализируя программы двух конкурентов, позволили себе сделать вывод, что между РАИ и тремя каналами «Фининвест» пролегла внешне мирная, но тревожная полоса. Берлускони был не согласен: «Никогда никакого мира не было и нет. Всегда была и есть конкуренция, даже тогда, когда по некоторым позициям интересы сходились. Рано или поздно мы победим РАИ».
Но какие бы повороты ни принимали вспышки этих «войн», действия сторон, решения, что, когда и как транслировать по телевидению, мог регламентировать только государственный закон. Он должен был учитывать все тонкости телерынка, конкуренции, финансового баланса общественного и частного телевидения. Только закон определял возможности конкурирующих секторов. Частный капитал достиг в 80–90-х годах таких размеров, что левые партии парламента, и не только они, желали видеть новый закон о телевидении и печати «антитрестовым». Но это вряд ли могло произойти в Италии, как, впрочем, и во многих других развитых странах Европы и Америки, там, где капитал, как рыба, ищет, где вода глубже.
Итальянский закон о телевидении был назван в стране «законом Оскара Мамми» – по фамилии бывшего министра почт и телекоммуникаций.
В Италии о поводах чаще говорят, чем о сути. Так было и летом 1990 года, когда поводом для очередных острых внутриполитических разногласий стало обсуждение в парламенте проекта нового правительственного закона о СМИ и, в частности, о телевидении. Ранее действовавший закон явно устарел. Он был принят еще в 1976 году и не соответствовал расстановке сил в политических, деловых и культурных кругах, не регулировал финансовых отношений, связанных с TV государственного и частного секторов.
За эти годы вырос, окреп концерн итальянского международного телевидения – дом Берлускони, который стал также издателем многих газет и журналов (ориентировавшихся, главным образом на итальянскую социалистическую партию – ИСП). Капитал частного телевидения складывался из многих компонентов, но они были тщательно прикрыты коммерческой тайной. Об открытости – транспарентности – еще не говорили. Зрители же, как правило, о богатстве судили лишь по рекламным роликам, которые в среднем на 30 секунд по 60–70 раз прерывали прокатывавшиеся по частным каналам фильмы. Безусловно, это, с одной стороны, чрезмерно удлиняло фильмы и мешало просмотру, а с другой – «лопатой» и даже «конвейером» наполняло сейфы владельца частных телекомпаний. (По данным газеты «Стампа», «Фининвест» за прокат рекламы получал 25 % от общих в стране расходов на рекламу. И ее смотрели 50 % зрителей.) При этом сам Берлускони считал, что занижение цен на рекламу, чем занималось РАИ, подрывало рынок. Все были согласны в одном: пришла пора урегулировать положение на телевизионном рынке (но по-разному), принять такое соломоново решение, которое бы удовлетворило все стороны – и РАИ, и «Фининвест». Был найден компромисс: фильмы будут прерываться рекламой не больше трех раз, но не ранее чем с 1992 года, а возможно, и с 1993 года. (Законы здесь быстро забываются. Закон, что дышло…)