Сильвио Берлускони – Премьер Италии
Шрифт:
…С именем лорда Байрона в Венеции связано многое. Я подъезжал по Большому каналу к дому, на фасаде которого установлена мраморная памятная доска: «Здесь жил поэт – кумир Венеции».
На одном из венецианских островов под сводами монастырских покоев великий англичанин провел долгие месяцы, изучая… армянский язык. Байрон поселился на острове, отданном Папой Римским в управление армянской православной общине и церкви. Там он неожиданно для себя столкнулся с колоссальными пластами многовековой армянской цивилизации и поклялся к концу жизни прочесть в подлиннике многие хранящиеся на острове старинные манускрипты. Обещание Байрон не сдержал: не знал поэт, что жизнь его оборвется на 37-м году, 19 апреля 1824 года, вдали от венецианской лагуны, в Греции.
Но в памяти венецианцев, и не только их, лорд Байрон остался не книжником-затворником с «армянского» острова, а красавцем-повесой, тонким покорителем дамских сердец, большим конкурентом любовника «всех веков и народов» – Казановы. Лорд Байрон приехал в Венецию 10 ноября 1816 года и записал в дневнике: «Венеция мне понравилась. Она меня ждала, и я ее тоже очень ждал. Романтичность города на лагуне будоражит, наполняет могучими силами. А какие здесь дамы! Они очаровательны, хотя не сразу встретишь чистокровную венецианку из аристократической семьи». Он ее и не искал.
Его увлечения в Венеции начались не с представительниц высшего, близкого ему сословия, а с… жены булочника, пышной венецианки Марианны Сегати, чьи чары он познал на пятый день своего пребывания в городе дожей. На следующей неделе на смену доброй Марианне пришла другая – хозяйка венецианской хлебопекарни Маргарита Коньи, известная в городе под прозвищем «Печка». Насытившись «булочками» и оставив им на память несколько стихов, поэт снял квартиру во дворце Мочениго (на нем установлена мраморная доска) и окунулся, наконец, в светскую жизнь, предался философским рассуждениям о красоте Венеции, женском совершенстве, о полноте ощущений жизни. В один из таких периодов душевного, эстетического и поэтического подъема Байрон повстречал 18-летнюю красавицу, синьорину Терезу – дочь графа Рудджеро Гамба Гизельми… И это был уже роман, достойный байроновской поэзии.
…Площадь Святого Марка – главная площадь Венеции, «верх» архитектурного совершенства. По легенде здесь покоятся останки Марка-Евангелиста. Святой Ангел спустился на землю и изрек: «Здесь, Марк, ты обретешь мир». И Марк «обрел» здесь сначала, в 832 году, небольшой храм, а в 1063 году – огромный златоглавый собор (площадью в 4 тыс. квадратных метров) в византийском стиле. В течение столетий венецианские дожи хранили в соборе сокровища морской республики – «запас финансовой прочности» на случай войны и стихийных бедствий, которые так часто обрушивались на Венецию.
«Запас» выдержал все невзгоды и сохранился до наших дней (с 1987 года действует постоянная экспозиция «Сокровища собора Святого Марка»). Знаменитый деревянный Лев – символ Венеции, четверка могучих коней (в 1797 году вывезенных во Францию Наполеоном, и только в 60-х годах XX века возвращенных городу), редчайшие изделия из золота, серебра, бронзы, керамики времен Марко Поло, церковные одеяния. Разве перечислишь все богатства Венеции? Известные и неизвестные.
Рядом с собором самая высокая в городе 98-метровая колокольня (она «провалилась» в 1901 году, никого даже не ранив; восстановлена в 1908 году). Напротив колокольни – дом, на верхнем этаже которого «мавры отбивают часы». Помните строки Александра Блока:
На башне, с песнею чугунной,Гиганты бьют полночный час.Марк утопил в лагуне луннойУзорный свой иконостас.Это о площади Сан Марко. К собору Святого Марка, выходя на набережную, примыкает герцогский дворец или, как называют его в Венеции, – Палаццо Дожей – самое большое гражданское здание Венецианской Республики – ныне самый большой в городе музей, где хранятся ценнейшие произведения венецианской художественной школы.
Узкий канал отделяет Дворец Дожей от серого здания старой тюрьмы. Над каналом «навис» каменный проход с двумя оконцами. В народе этот переход называли мостом Вздохов. Отсюда приговоренный к пожизненному заключению мог в последний раз взглянуть на свободную Венецию. Только одному узнику за всю историю Венеции удалось бежать из этой местной тюрьмы. Им был Казанова (на одной из улиц рядом с собором Святого Марка сохранился дом, где родился великий авантюрист и любовник). Человек с «чистыми руками», созданный для любви.
Тяжелы твои, Венеция, уборы,В кипарисных рамах зеркала.Воздух твой граненый. В спальне тают горыГолубого дряхлого стекла.Историки Венеции утверждают, что Джакомо Казанова взятки давал, но сам не брал, покорил 116 женских сердец и о его «доблестях» написано 500 романов, 10 тыс. литературных эссе. Однако малоизвестно, что сам Казанова был одаренным поэтом и ценителем наследия Гомера. Исследователь творчества Казановы издатель-венецианец Альбер Гардин обнаружил рукописи великого авантюриста, который, оказывается, в промежутках между головокружительными любовными похождениями в течение почти двадцати лет переводил с греческого «Илиаду» Гомера на венецианский диалект и достиг совершенства. Вы спросите: почему перевод сделан на венецианский диалект, а не на итальянский язык? Ответ дал сам Казанова: «Потому, что я – венецианец, а язык флорентийцев, пусть на нем писал Данте, далеко несовершенен… для меня и Гомера». Над первыми строфами Казанова начинал работать в Праге в 1756 году, рассчитывая получить прощение дожей и когда-либо вернуться на Родину. (Перевод Казановы был издан в 1775–1778 годах.)
В 1997 году Альбер Гардин опубликовал «Илиаду» Гомера в переводе Казановы в Нью-Йорке. Почему в Америке, а не в Риме или Милане? – недоумевал я. Издатель ответил: «Нью-Йорк – ныне самый большой город-космополит. Если бы Джакомо Казанова был жив, то он сегодня избрал бы Нью-Йорк местом жительства и приключений. И со всеми говорил бы на любом языке, но с венецианским акцентом».
Еще лет двести тому назад в Серениссиме – Светлейшей существовал обычай: когда знатного горожанина с берегов Большого канала иностранный гость спрашивал о его возрасте, венецианец со свойственным ему серьезным видом отвечал примерно так: «Прожил шестьдесят карнавалов (средний возраст старейшин Венеции в XVII–XVIII веках был 60 лет, ныне – 74 года), готовлюсь к очередному дню Святого Стефано».
Иноземец получал информацию о венецианском собеседнике и… сообщение о предстоящем карнавале, который по традиции начинался в день Святого Стефано (6 февраля) и продолжался в течение десяти суток.
В этот большой праздник жители Венеции носили маскарадные одежды, пели, танцевали на площадях. Повсюду сверкали фейерверки, гремели петарды, звонили колокола венецианских церквей и шести монастырей. Даже монахи и монашенки пользовались благами светской жизни, переодевались, становились неузнаваемыми, вливались в огромный поток ликовавших, пели и целовались, как все свободные горожане. Грехи (хотя, впрочем, какие грехи, когда вокруг радость и любовь!) на десять карнавальных суток отпускались местными священниками. «Вне подозрений» в 1760 году оставались лишь сорок престарелых настоятелей соборов, епископ и кардинал. Они благословляли народ на веселье, но сами в карнавале участия не принимали. (Венецианский епископ – единственный на Севере Италии священнослужитель, имеющий также сан митрополита.)
Согласно документам, русские узнали о венецианских карнавалах в XV–XVI веках, со времен миссий Ивана Фрязина (1472) и Семена Толбузина в Рим и Венецию. В XVIII–XIX веках русские дипломаты, военные, дворяне и их свиты стали постоянными гостями города дожей. Они квартировались в самых знаменитых палаццо, были близки с венецианской элитой, и многие прослыли не меньшими сердцеедами, чем Казанова и лорд Байрон.
На мой взгляд, все-таки первое документальное упоминание о карнавале в Венеции относится к 1094 году (Венеция основана в VIII веке). Тогда на Адриатике преобладало влияние Византии, но и не были еще изжиты обычаи варваров. Ко дню Святого Стефано здесь, по традиции, рубили голову быку и забивали под бой барабанов двенадцать свиней. Так открывались пиршества и карнавалы до 1517 года. Одежды же участников торжеств оставались такими же, как и в давние времени, до «карнавальной революции» в Венеции 1517-го: обязательным одеянием была накидка из черного шелка, капюшон и черная маска, закрывающая лицо, выделялся невероятно длинный нос.