Сильвио

Мережковский Дмитрий Сергеевич

Уснуть животным сном, убить в себе рассудок,

Весь век в поту, в грязи работать для того,

Чтоб завтра чем-нибудь наполнить лишь желудок?

Пускай убьет меня безумная тоска,

За мирный сон души я не отдам сознанья!

Не надо мне тупого прозябанья.

Покорности скотов и счастья мужика!

Ведь жизни внутренней незримые богатства.

Сокровища ума, следы наук. искусств, —

Их истребить нельзя, и я во имя братства

Отречься не могу от прежних дум и чувств.

В деревне, за сохой, я, в нищенской одежде,

Останусь богачом изнеженным, как прежде.

С народом не сольюсь в неведомой глуши.

Я сброшу горностай, забуду трон, величье.

Но что все внешние, ничтожные отличья

Пред этим внутренним неравенством души!

Идти в народ шутом в наряде маскарадном…

Но сам мужик мое стремление к добру

Сурово заклеймит укором беспощадным.

Как недостойную игру,

Мечту для бедных. Быть товарищем и братом.

Бежать из городов, в полях найти приют,

Нужду, и черствый хлеб, и деревенский труд —

Ты можешь сделать все утонченным развратом.

Наружностью бедняк, ты клад душевных сил,

Ты роскошь внутренних неравенств сохранил.

А между тем в глазах глупцов ты вдохновенный

Апостол-труженик, могучий и смиренный.

И вот не жертвуя, не тратя ничего,

Твой праздный ум пленен роскошною забавой.

И беспредельного тщеславья своего

Ты жажду утолил легко добытой славой.

Так прихотливый сибарит

Суровой пищею искусно раздражает

Уснувший, дряхлый аппетит,

И на мужицкий хлеб все пряности меняет.

Проклятье всем! Вы лжете оба,

В груди от ваших слов сильней тоска и злоба.

Там, в мирной тишине жилища твоего,

Старик, ты выдумал слияние с народом,

А ты, король, свою науку для того,

Чтоб утешать себя хоть призрачным исходом,

Чтоб хоть миражем заслонить

У ног зияющие бездны…

Но я правдивей вас; я смел разоблачить

Трусливый ваш обман смешной и бесполезный.

Уйдите прочь!

Базилио и Клотальдо уходят.

Сильвио.

Теперь мы, скорбь, с тобой вдвоем.

Я не дрожу, я не бледнею.

И если узел твой распутать не сумею —

Я рассеку его мечом! Пора покончить с шуткой глупой,

Пора мне вырваться из пут…

Честней совсем не жить, чем тупо

И подло жить, как все живут.

Удар — и смолкнет боль сознанья

Среди мгновенной тишины,

Удар — и кончены страданья

И все вопросы решены…

Там, на глади морской, исчезая вдали,

Блеск луны отражен, как серебряный путь.

Если б мог я умчаться по нем от земли.

Чтобы в лунном сияньи навек потонуть.

Я без дум и без мук невозвратно б исчез

В этом мягком, волнистом тумане небес…

Я бы умер, как отблеск холодной луны.

На трепещущем лоне певучей волны…

Зачем же медлю я? Не ты ли,

Надежда вновь зажглась? Умри,

Умри навеки; до зари

Я буду горсть могильной пыли.

И я ведь знаю: чуть отдам

Всю душу страсти и желаньям,

Как разрушать начну их сам

Неумолимым отрицаньем.

И если снова вера мысль убьет,

Исчезнет воли напряженье,

И мне всю душу обольет

Смертельным холодом сомненье.

Нет, жить нельзя: так дикий конь

Из-под узды на волю рвется,

И весь он трепет, весь огонь,

Как будто вихрем унесется —

Но всадник опытный вонзит

Ему в бока стальные шпоры —

И никнет грива, меркнут взоры,

И кнут он терпит, и дрожит…

Если б знать мне, о чем эти волны поют?..

И не та же ли скорбь, как меня, их гнетет?..

Обещая мне вечный покой и приют,

Что-то к пропасти манит меня и влечет…

Жду от них я чего-то, мучительно жду,

И зовут меня волны: «Приди к нам, приди,

Та же скорбь, как твоя, в нашей вольной груди…»

Слышу, волны, призыв ваш… я скоро приду…

Лишь шаг — и смерть…

Наклоняется и смотрит в море. За сценой шум, доносятся голоса.

Голос женщины.

Король, отец родной, помилуй, защити!

Голос пажа.

Напрасны все твои мольбы и крики

Я не пущу тебя.

Голос женщины.

Пусти,

Иль силой я ворвусь!..

Вбегает женщина, бледная, в разорванной одежде, за нею паж с факелом.

Паж.

Король, прости…

Я удержать не мог…

Женщина.

Пощады, царь великий,

Пощады мне!

Сильвио.

Кто ты?

Женщина.

Я мать.

Сильвио.

Что ты хочешь?