Симбионты
Шрифт:
– Я такой же, как все, – сухо бросил Леха через плечо. – Такой же.
Гопник приложил к контакту палец. Ничего не произошло.
– Теперь верю, – сказал он. – Ну ты это… Зови нас, если что. Мы обычно тут рядом.
Леха, не оглядываясь, молча кивнул.
– Мы им вломим! – донеслось ему вслед.
Глава 26
Михаил умел действовать быстро и применяться к ситуации, находил особый вкус в том, чтобы решать проблемы за секунды, но ночная атака на Нанотех
Директор примчался в институт через полчаса после взрыва, оценил масштаб бедствия (ворота на фиг и закопченная стена), ничего не понял и страшно разозлился.
Вдобавок, пришлось запустить на территорию милицию. Вроде не беда, муниципалы были у директора в кулаке практически, но из милиции случаются утечки куда не надо, а потом это «не надо» приходит, и не выгонишь его, а оно лазает по институту и повсюду сует нос, выясняя, не было ли терроризма, экстремизма и государственной измены. На него только в Кремль жаловаться, но там директору уже намекнули однажды, что номер дохлый: это и из Кремля фиг выгонишь, если придет, оно такое, и лучше просто не давать ему повода.
Ну, на государственную измену происшествие точно не тянуло. По официальной версии, какие-то идиоты, то ли упоротые, то ли обкуренные, угнали «мерседес» и устроили шизофренические гонки с вертолетом. Наверное один рулил игрушкой, а другой – машиной. Сам вертолет исчез без следа, идиоты тоже. Скорее всего, уже на финишной прямой они прицепили «мерседес» к игрушке с помощью круиз-контроля, а сами выпрыгнули, бросив технику на произвол судьбы. И дальше ее мотало по территории Нанотеха до первой подходящей стены.
Вертолет, наверное, сгорел.
Такое безобразие именно сейчас – когда Нанотех был в центре внимания всей страны, – никак не могло принести Михаилу радости. Вдобавок в середине дня, проезжая по городу, он увидел бредущего на работу Алексея Васильева. Подсадил в машину, посмотрел на парня и убедился: нынче у тебя, друг мой Миша, выдался редкостно поганый, тошнотворный, отвратительный денек.
– Ну? Какие новости?
Рыбников убрал руки по стола, чтобы не барабанить по нему пальцами: заметил уже, как директор от этого морщится.
– Грустные и ужасные, – буркнул он. – Ты это хотел услышать?
– Я наблюдал загрузку вот из этого окна, – сказал Михаил.
Выдвинул ящик стола, достал бинокль и продемонстрировал его Рыбникову.
– Отменная загрузка, какие там десять секунд, верных полминуты!
– Знаю. Доктор только что прозвонил твою роковую женщину, устроил ей типа контрольный осмотр. Девица пустая. Говорит, смотрела очень недобро. Это ты распорядился?
– Я. На всякий случай. Потому что мальчишка тоже пустой. Вот и спрашиваю –
Рыбников сделал недоуменное лицо.
– Ты и его проверял?
– Я его видел, этого достаточно.
– Мог ошибиться.
– Нет, – Михаил помотал головой. – Брать у него кровь мы не можем, он ни на что не жалуется. И он не выглядит больным, температуры нет точно, здоровый парень. Только его будто выпотрошили. Он был подвижный как ртуть, прямо не ходил – перетекал с места на место, а теперь… Он стал медленным. Обычный подросток, вдобавок сильно подавленный. Картина ясна?
– Это все очень субъективно, – упрямо сказал Рыбников.
– Объективно. Ты просто его никогда не видел. А я больше месяца наблюдаю парня. И я тебе говорю: за эти сутки у него физиология поменялась. У него… Знаешь, как у машины пробуксовывает сцепление? Двигатель в порядке, жмешь на педаль, а она еле ползет… Нет, он пустой, и ему без «пятерки» худо. Боюсь, как бы не случилось вскорости рецидива. Раньше так опасался, умозрительно. Теперь посмотрел на него – и прямо сердце екнуло. Прикажу Зарецкому, чтобы следил. Хороший мальчишка, глаза у него честные, жалко будет, если потеряем, нам с ним еще работать и работать…
– Как скажешь, – Рыбников замялся. – Примем за гипотезу.
– Ну спасибо, – процедил Михаил. – Осчастливил. Что мы имеем? Твоей особой партии нет, «пятерки» нет. Что с ними?
– Распались. Если они где-то вышли, то давно распались.
Директор, небрежно помахивая биноклем, глядел на заведующего сектором. Казалось, он вот-вот уставится на него через оптику. И непонятно, с какой стороны.
Может сильно увеличить, а может и пропорционально уменьшить.
– Если бы они не распались, – сказал Рыбников, – мы бы об этом уже знали. Из новостей.
– О-па… – Михаил и правда чуть было не навел на Рыбникова бинокль. – Докладывай.
– Я вчера чего-то занервничал, взял Зарецкого за шкирку, и мы прогнали тест на кошке, чтобы живой массы было побольше. Но загрузили в качестве цели не стандартную «девятку», а такую же особую партию…
– Только не говори мне, что кошку разорвало в клочья, – попросил Михаил, швыряя бинокль обратно в ящик. – Погоди, а откуда она в институте?!
– Зарецкий свою принес. Он кошек любит, у него их дома три, выбрал какую похуже…
– Да, это точно любовь, – согласился Михаил. – Ну так порвало ее, или что?
– Не могло ее порвать даже теоретически, чего ты волнуешься, микробы плохо растут на голой биомассе…
– А жаль, что не порвало, – заявил Михаил. – Давай следующий тест поставим на Зарецком. Всегда знал, что кошатники изощренно жестокие люди. Собачники, они простые. Хрясь – и труп. А кошатники, они садисты. Самое рвотное зрелище на свете – как кошка полчаса убивает мышь. И как кошатник топит новорожденных котят. Хотя мог бы двумя пальцами мгновенно сломать им шею.