Симфонии
Шрифт:
5. А другой закричал: «Ээ! Да нельзя же, Вла-ди-мир Сер-ге-е-вич, спускать им всякую нелепость!
6. Ведь мусатовские выводы — это выводы сапожника!»
7. Быть может, это мне показалось, господа, и среди могил стояла только тоскующая красавица в бесслезных рыданьях, с вечными четками и в черном клобуке…
1. Ночью все спали. Бедные и богатые. Глупые и умные.
2. Все спали.
3. Иные спали скорчившись. Иные — разинув рты. Иные казались мертвыми.
4. Все
5. И уже белый день сердито просился в окна. Казалось, что это был новый призыв к переутомленным.
6. Побуждение к новому ломанью.
1. Утром звонил колокол, потому что окончилось веселье и надвигалось великое уныние.
2. На рынках продавались сушеные грибы, и была мягкая слякоть.
3. С крыш капала сырость. Зловещее небо грозилось туманной весной.
1. В кабинете сидел знаменитый ученый, развалясь в кожаном кресле, и чинил карандаш.
2. Белые волосы небрежно падали на высокий лоб, прославленный многими замечательными открытиями в области наук.
3. А перед ним молодой профессор словесных наук, стоя в изящной позе, курил дорогую сигару.
4. Знаменитый ученый говорил: «Нет, я не доволен молодежью!.. Я нахожу ее нечестной, и вот почему:
5. Во всеоружии точных знаний они могли бы дать отпор всевозможным выдумкам мистицизма, оккультизма, демонизма и т. д… Но они предпочитают кокетничать с мраком…
6. В их душе поселилась любовь ко лжи. Прямолинейный свет истины режет их слабые глаза.
7. Все это было бы извинительно, если бы они верили в эти нелепости… Но ведь они им не верят…
8. Им нужны только пряные несообразности…»
9. Молодой профессор словесных наук, облокотясь на спинку кресла, почтительно выслушивал седую знаменитость, хотя его уста кривила чуть видная улыбка.
10. Он возражал самодовольно: «Все это так, но вы согласитесь, что эта реакция против научного формализма чисто временная.
11. Отметая крайности и несообразности, в корне здесь видим все то же стремление к истине.
12. Ведь дифференциация и интеграция Спенсера обнимает лишь формальную сторону явлений жизни, допуская иные толкования…
13. Ведь никто же не имеет сказать против эволюционной непрерывности. Дело идет лишь об искании смысла этой эволюции…
14. Молодежь ищет этот смысл!»
15. Знаменитый ученый грустно вздохнул, сложил перочинный ножик и заметил внушительно: «Но зачем же все они ломаются! Какое отсутствие честности и благородства в этом кривлянье…»
16. Оба они были не правы.
1. В чистенькой комнатке протоиерея, отца Благосклонского, золотобородый пророк разливался в жалобах.
2. Сюда он прибежал бледный и растерянный, и батюшка Иван держал его холодные руки.
3. «Что это, батюшка, что это такое? Это не было ни сном, ни действительностью?
4. Сердце мое кровью обливается, и я весь горю огнем!»
5. Тихо склонялся белый священник над головой ужаснувшегося. Ласкал своим синим взором, взором ребенка.
6. Молча гладил его золотые кудри. Сердце аскета болезненно сжималось от этой старческой ласки.
7. А ласковый батюшка вопрошал шепотом: «Сильно ли ты любишь ее?»
8. И — растерянный ребенок — он поверял батюшке свои обманные грезы, как другому ребенку, старому и невинному.
9. На дворе была тающая слякоть, и от пасмурных туч лицо священника казалось морщинистым и желто-зеленым.
1. «Но что же это такое было вчера? Кто они? Неужели наяву происходят такие ужасы?»
2. Тут батюшка весь понурился, точно уличенный в провинности. Казалось, он был обвит чуть видным, туманным флером.
3. Наконец он сказал, тряхнув кудрями, безнадежно махнув старенькой рукой: «Не пытайся углубляться, вопрошая, что сие.
4. Все бывает… Но об этом нужно молчать…
5. Разве я не вижу, что все мы летим куда-то с головокружительной быстротой!
6. Разве я не понимаю, что это означает!
7. Вот и сейчас: разве ты не видишь, что между нами есть что-то наносное, вредное, ужасающее!»
8. Аскет посмотрел на понурый образ старика, подернутого туманным флером; старик тревожно схватился за шейный крест.
9. Посмотрел кругом золотобородый и понял, что не все было, как следует.
10. Они молча взглянули друг на друга, и Сергей Мусатов прошептал: «Так и наплывает… Так и наплывает отовсюду!»
11. Они молча перекрестились, и батюшка прочитал: «Да воскреснет Бог!»
12. Потом усадил отец Иван Сергея Мусатова и тихонько вел речь об общих тайнах:
13. «Теперь, когда ты в несчастье, а душа твоя сгорает от любви, они кружатся над тобой невидимым облаком, ужасной тучею, вгоняя в отчаяние, развертывая свиток ужаса…
14. Люби и молись: все побеждает вселенская любовь!»
15. Немного сказал Иоанн о вселенской любви, ничего не принимая и не отвергая, но от этих слов повеял белый ветерок, разогнал ужасную стаю.
16. Вместе с белым батюшкой они стояли на тающей мостовой, повитой мрачным туманом.
17. Батюшка отправился служить вечерню, а Мусатов нанял извозчика и поехал домой, намереваясь уложиться и сегодня же вечером укатить к брату Павлу, сгорающему от пьянства в деревне.
18. На перекрестке двух улиц извозчик остановился, потому что развернулась похоронная процессия.
19. Везли усопшего столоначальника в последнее убежище.
20. Скончался Дормидонт, раб Божий, после непродолжительной, но тяжкой болезни.